— И ты никогда не говорила об этом отцу? Он же непременно прекратил бы эти безобразия или, по крайней мере, запретил бы вовлекать в них тебя.

— Нет, я никогда ничего не говорила отцу, пока остатки моего приданого позволяли нам жить отдельно. Я ждала. Целый год я всё терпела и ждала. И знаешь почему? Я хотела увидеть лицо этого строгого, неподкупного аристократа Фурия Руфо, когда он узнает, кому без всяких оснований всецело доверил заботу о своей дочери! — Марция засмеялась и побледнела.

— Выходит, ты ненавидишь своего отца?

— Он выдал меня замуж, когда я ещё в куклы играла, выдал согласно древнему обычаю, естественно. Он никогда не спрашивал, чего бы мне хотелось, не интересовался, счастлива ли я в той жизни, какую он выбрал для меня. Так уж он устроен, ты видел. Он любит оливки с сыром, значит, все должны любить оливки с сыром. Его решение — закон. Он никогда не спрашивал, кто мы такие, его дети. Он держал меня в доме, чтобы я пряла шерсть вместе со служанками, до тех пор, пока не решил бросить меня в руки этого грязного типа, чтобы я как можно скорее нарожала ему внуков. Ох, он, конечно, не знал, что за человек Квинтилий! Ты бы видел его лицо, когда я рассказала ему про извращения и мотовство его любимого зятя. И знаешь, почему он не даёт согласия на развод? Чтобы удерживать моего мужа в своей власти и заставить его расплатиться за все бесчинства. А что я всё ещё должна оставаться его законной женой, это его не волнует. Теперь наконец у него всё под контролем, и он держит этого развратника на поводке или, по крайней мере, думает, что держит. Квинтилий не раз ускальзывал от его надзора и даже сумел добавить преступление ко всем своим прегрешениям.

— Почему ты так уверена в этом?

— Кинжал, которым убили Коринну, был из слоновой кости, не так ли?

— Да, — подтвердил Аврелий, подумав, что ещё никому ничего не говорил о том, как погибла Коринна. С другой стороны, это все знали.

— У Квинтилия есть такой кинжал. Это ценная вещь — рукоятка из слоновой кости индийской резной работы. Она стоила ему состояния. Многие прежде видели у него этот кинжал.

Аврелий закрыл глаза и постарался припомнить: куртизанку убили именно таким ножом, какой описала Марция. Она, однако, не могла знать этого, у неё определённо имелись совсем другие причины донести на мужа, если только…

Если только не она сама вонзила кинжал в грудь соперницы.

Аврелий схватил Марцию за руки и, глядя на неё в упор, спросил:

— Ты когда-нибудь видела Коринну живой или мёртвой?

Она подняла на него взгляд — на её почти красивом бледном лице отражалось горделивое отчаяние — и сухо ответила:

— Никогда.

Потом, высвободившись, она не спеша удалилась величественной, царственной походкой.

— Ну, наконец-то ты явился, Кастор! Пора бы уже! — Грек только что возвратился домой. — Быстрее отправляйся в Субуру.

— В Субуру? Да я же только что оттуда! Я, можно сказать, теперь живу там. Как бы избавиться от этого омерзительного запаха сосисок! — пожаловался раб.

— Я только что узнал, что Клелия согласилась принять наследство сестры, так что она законная владелица всего её состояния, включая рабов.

— Но у Коринны не было рабов!

— Были — девочка с мышиной мордочкой. Она записана как её собственность. Её зовут Псека — «Крошка», очень подходящее имя. Отправляйся к Клелии и купи её для меня.

— Что?! — грек в недоумении вытаращил глаза.

— Ты не ослышался. Дашь ей пятьдесят ассов, не больше, это её цена. А не захочет продать, намекни, что у её любимого Энния могут случиться большие неприятности, если его арестуют как свидетеля или подозреваемого в убийстве. Короче, подёргай за самые тонкие сердечные струны или же обмани — сам реши, что лучше, но купи девочку.

— Хорошо, мой господин, уже иду, — печально вздохнул Кастор, но, направляясь к выходу проворчал: — Даже десяти омовений в термах не хватит, чтобы избавиться от этого гадкого запаха! — Произнёс тихо, но достаточно громко, чтобы хозяин услышал его.

— Да, Кастор, — окликнул Аврелий. — Не оставайся на ночь у той служанки. Сегодня ты мне можешь понадобиться. И как можно скорее приведи сюда девочку.

Кастор ушёл, недовольно ворча: «Обращается со мной как с рабом!»

Парис, встретивший секретаря на пороге, проводил его косым, недовольным взглядом. Ясно, что у Аврелия и сегодня утром не найдётся времени для счетов, ведь ему нужно подготовиться к званому ужину у Сервилия, и он должен выглядеть блистательно.

Поэтому вместо того, чтобы выслушивать управляющего, сенатор позволил себе длительное омовение, не стал мучить себя слишком сильным массажем Самсона, а доверился нежным рукам Нефер, очаровательной египетской рабыни, которую купил недавно за целых десять тысяч сестерциев.

Быстрые прикосновения её пальцев по всему телу убедили его, что он правильно потратил свои деньги. Не говоря уже об удивительной ловкости, одна лишь красота загадочных чёрных глаз этой дочери Нила стоила тех денег. Патриций расслабился, наслаждаясь каждым мгновением.

Потом он отдал себя в руки брадобрея, опрятного пожилого финикийца, который побрил его, используя какую-то смоляную кашицу собственного изобретения. Причёсаны брови, приведены в порядок ногти, волосы удалены даже из ноздрей, значит, настало время наконец выбрать подходящий наряд.