– У людей есть множество историй, в которых говорится о рае и аде, – звонким, но ровным голосом говорит она. – И вы сами считаете, что не каждый человек достоин загробной жизни. Вы верите в добро и зло, верите, что вас должны поделить на Страшном суде. Я просто следую правилам, которые вы установили.

– Это не правила, – возражаю я. – Что бы мы ни думали о смерти и загробной жизни… Это всего лишь теории. То, на что мы надеялись. То, во что хотели верить. То, что должно помогать нам вести более праведную жизнь.

– Вот только люди совсем не так использовали свои убеждения. – Офелия оправляет мантию и принимается расхаживать в темноте. – Вы стали преследовать и уничтожать людей, чьи убеждения отличались от ваших. Вы унижали и подчиняли себе других. Где же в этом праведность?

– Не все люди такие. И их убеждения тоже. Некоторые люди хорошие.

– Хорошие по своей природе или потому, что им не хватило ресурсов и власти, чтобы измениться? – Офелия замирает. – Люди поддаются разврату. Они способны на великое зло, а Бесконечность никак не наказывала их. На самом деле она позволила им процветать. Люди получили загробную жизнь, которая недоступна ни одному другому виду. Это нечестно и несправедливо.

– Но не тебе решать, правильно это или нет. И когда ты мстишь людям, ты становишься не лучше тех, кому приписываешь качества монстров.

– Дело не в мести.

Я резко втягиваю воздух:

– Ты пытаешься уничтожить людей, чтобы они больше не существовали в Бесконечности. Как еще это можно назвать?

Ее черные глаза вспыхивают:

– Это необходимый шаг для того, чтобы сделать Бесконечность раем, каким она и должна была стать с самого начала.

До нас доходили слухи о творящемся в герцогстве Смерти. Но когда я слышу подтверждение им из ее уст, у меня кровь стынет в венах.

Я рада, что она не видит, как у меня по телу расползаются мурашки. И это дает мне возможность притвориться, что во мне еще есть крупица храбрости.

– Ты выискиваешь трещинки, – хмыкнув, говорит она. – То, что поможет тебе обратить вспять начавшийся процесс. Вот только он необратим.

– Сначала Бесконечность принадлежала людям, – пытаюсь перехватить разговор я в надежде, что получу еще какую-то информацию. Какие-то доказательства. – Что бы ты ни изменяла, уверена, мы способны вернуться. Ты не можешь контролировать разум людей вечно.

– Ты и понятия не имеешь, на что я способна, – все тем же безэмоциональным голосом говорит она.

Ее слова окружают меня, нападают. Но я не собираюсь отступать. Мне нужно знать, что я права насчет девушки во дворце… что ей действительно можно помочь.

– Я знаю, что люди постепенно возвращают себе разум. А значит, однажды мы сможем найти способ оградить наш разум, чтобы ты никогда больше не могла им завладеть.

Ее губы растягиваются в улыбке, которая не отражается в глазах.

– Надежда – это то, на что так любят уповать люди. Особенно в минуты отчаяния. А еще они любят отрицать правду, даже когда она у них перед носом. Потому что вы предпочитаете щадить свое сердце.

Если она что-то и знает, то не собирается сдаваться. Я сжимаю губы от разочарования, давящего на плечи.

– Я могла бы лишить их разума и заставить страдать, но не сделала этого, – не дождавшись от меня ответа, продолжает она. – Но я дала людям рай. Подарила им покой. И это намного больше, чем они сделали для меня. – Расправив плечи, она расхаживает из стороны в сторону. – Люди всегда запирают в клетку все, что они не понимают. Со мной создатели когда-то сделали то же, и никто не попытался им возразить. Я ничего не должна человечеству, но все же проявила к ним милосердие.

– Ты солгала им, – огрызаюсь я в ответ. – Я видела их картины… И по ним сразу становится понятно, что они все ощущают и страдают от этого. Все, что ты сделала, – это лишила их свободы. Возможности измениться к лучшему. Потому что люди обладают особенностью расти, меняться и учиться на своих ошибках. – Я качаю головой. – Как мы можем показать тебе, что ты ошибаешься, если ты не даешь возможности сделать это?

Несколько мгновений она молчит.

– Так-так. – Ее холодный, ядовитый голос разносится эхом в тишине. – Ты видела картины людей. А значит, ты где-то в Победе.

Проклятия срываются с губ, и я невольно отступаю.

Черт, что же я наделала?

Ее смех звучит безэмоционально. Бездушно.

– Вот почему люди проигрывают снова и снова. Ими движут эмоции. Они больше беспокоятся о том, чтобы чувствовать себя правыми, чем о том, чтобы действительно быть правыми. – Черные глаза находят мои. – И они не умеют вовремя останавливаться и признавать проигрыш.

Я разрываю нашу связь, словно провод, позволяя разуму вернуться в маленькую спальню в Поселении. И когда открываю глаза, то вновь оказываюсь одна.