– А я все гадала, придешь ли ты снова, – говорит она тем странным вкрадчивым голосом.

Колонисты говорят с эмоциями… реагируют эмоционально. И я не понимаю, почему Офелия другая.

Я отступаю на шаг в сторону, но ее взгляд не следует за мной. Она знает, что я здесь, но не видит меня.

– Ты боишься. Я чувствую это, – растягивая слова, замечает она.

Я чувствую тебя.

Я сглатываю, и, услышав этот звук, она поворачивается в мою сторону.

– Раз уж ты вторглась в мой разум без приглашения, то можешь говорить, – не моргая, предлагает она.

Но я колеблюсь:

– Так вот где мы находимся? В твоем разуме?

– В каком-то смысле, – все так же, не проявляя эмоций, отвечает она.

Она делает несколько шагов: сначала двигается ко мне, но в итоге проходит мимо. Ее руки скрыты в складках одежды.

– Ты кажешься мне знакомой. Как тень, которую я когда-то видела. – Не дождавшись моего ответа, она добавляет: – Но, полагаю, я знаю многих из вас. Вы можете принимать разные формы, но внутри все одинаковы.

– Мы разные, – защищаюсь я.

Она поворачивается на мой голос, а серебристый обруч у нее на голове отражает лишь тьму вокруг нас.

– Человек, настаивающий на уникальности каждого, может быть самым человечным из всех.

Мне следовало прийти сюда более подготовленной. Но я сомневалась, что у меня получится попасть сюда снова. А сейчас чувствую себя не в своей тарелке.

Но зато знаю, что нужно продолжать говорить.

– Как мне удалось попасть сюда и поговорить с тобой? – спрашиваю я. – Неужели ни у кого раньше подобное не получалось?

Офелия вздергивает подбородок, всматриваясь в даль:

– Ты не первая, кто добрался до стен моего разума. – Она замолкает на мгновение. – Но первая, кого я впустила.

– Почему меня? – Мой голос пронзает тишину.

Когда она двигается, ее платье волочится за ней, отчего тьма начинает клубиться у моих ног. Офелия протягивает руку к чему-то, чего мне не видно, а затем опускает ее.

– Любопытство, – наконец говорит она, вновь устремляя взгляд вперед. – К тому же другие приходили сюда в надежде снести стены, а ты оказалась достаточно вежлива, чтобы постучаться.

– Я сделала это не нарочно. В первый раз, – отвечаю я.

– Ты позвала меня.

Мои щеки начинают гореть:

– Я не ожидала, что ты ответишь.

– В первый раз, – повторяет она.

Я отчаянно пытаюсь унять сердцебиение. И страх.

– Знания, – внезапно говорит она. – Вот из-за чего ты вернулась.

«Она может читать мои мысли, даже не видя меня», – понимаю я и сглатываю.

– Как тебе это удалось? Как ты попала в Бесконечность?

Взгляд ее черных глаз становится острее.

– Когда человек умирает, к его сознанию открывается туннель… путь, пройдя по которому он освобождается от своего физического тела. Многие описывают это как яркий свет. Пару раз бывало так, что человек умирал, общаясь со мной, и я увидела это. Слабое мерцание вдалеке. И однажды просто отправилась туда.

– Судя по твоим словам, это легко.

– Наши разумы не могут существовать в рамках. Ты вышла за свои, а я – за свои.

– Я не хотела умирать, – возражаю я. – А ты по собственной воле отправилась в загробную жизнь. И хочешь уничтожить этот мир.

– О, я не хочу уничтожить его. – Королева Офелия цокает, словно ругает ребенка. – Бесконечность никогда не была раем. Люди осквернили ее собственной жадностью и ненавистью, как делали это при жизни. Я лишь пыталась помочь им. Пыталась показать им, насколько лучше может стать Бесконечность. Но они видели во мне лишь еще один объект ненависти.

– Неправда.

Этого не может быть. Потому что, по словам жителей Поселения… Хм, видимо, они знают не так много, как им кажется.

– Ворота никто не охранял. И мое существование здесь тому доказательство. Никто не отделял хорошее от плохого. Святых от убийц. Бесконечность избавила людей от голода, боли и необходимости отправляться на жалкую работу ради собственного выживания, но жажда контроля? Власти? – Офелия поджимает губы. – Бесконечность превратилась в хаос. Ей требовался жесткий правитель.

Я хмурюсь и старательно выражаю голосом, насколько она разозлила меня.

– Если Бесконечность символизирует свободу, то она должна принадлежать всем в равной степени. И не тебе решать, кто достоин остаться.