Но между тем Элезару приходилось совсем туго. Он отступал и отступал, уже подойдя на расстояние всего нескольких шагов до обрыва. Не было возможности даже оглянуться, но боковым зрением он видел край толпы и понимал, что ещё немного и он соскользнёт вниз, ломая кости. Юношу пронзил страх, что тут же почувствовал противник, взвинтив и так слишком быстрый для парня темп.

Элезар упёрся ногами и встал на месте, отбивая удары щитом. Сбрасывать в сторону топор противника у него уже не получалось, и он принимал удары прямо на поверхность щита, отчего тот начал давать сколы и трещины в нескольких местах сразу.

Всего через несколько ударов щит окончательно раскололся, сыпанув в сторону щепой. И один крупный кусок дерева в виде косого креста полетел прямо в голову Маркуса. Привычным движением тот прикрылся от щепки щитом, подняв его слишком высоко, и это дало противнику мгновение передышки. Лишь мгновение, но воспользовался им Элезар отменно. Он перекинул топор к своей левой руке, освободившейся от щита, и метнулся под левую ногу, и приподнятый край щита противника, уходя в перекат, словно прыгал в воду. В полёте он вскрыл противнику бедро длинным, мгновенно брызнувшим кровью порезом.

– А-а-а-а, готов! Победитель! – радостно заверещал проповедник.

И это было правдой. Хотя Маркус быстро развернулся и даже успел вскользь достать спину Элезара топором, что не принесло прикрытому кольчугой юноше никакого вреда, а лишь толкнуло подальше от противника, но больше ничего датчанин сделать уже не мог и не стал.

Кровь пролилась, а значит, бой проигран. Поначалу недовольный собой Маркус поморщился и не торопясь скинул с руки щит. Но тут он увидел ранее почти не чувствовавшуюся рану и мгновенно побледнел. Опытный воин сразу понял опасность, опустился на землю, перекатился на правый бок и попытался зажать порез рукой, но кровь продолжала бить сквозь пальцы.

Первым к нему подскочил Александр.

Он тут же надавил на артерию чуть ниже паха и согнул ногу раненого, как его учили в армии при оказании первой помощи. Но кровь это не остановило. В лучах заходящего солнца было совершенно непонятно, какого она цвета. Казалось, что чёрная демоническая жидкость, а не алая кровь человека хлещет на руки пытающемуся её унять Александру. Всё было кончено всего через несколько минут. Зрители не успели даже позвать священника. Но Александр сказал Маркусу, что он монах, и тот быстро исповедался иноку тихо на ухо в своих прегрешениях. Последними же словами умирающего было завещание о том, что его наследником является князь и просьба дать меч, чтобы держать его в руках в предсмертное мгновенье. Перед лицом смерти он оставался верен князю Генриху, но не Христу.

Александр встал. Посмотрел на уставшего, но явно довольного, тяжело дышащего Элезара и беснующегося проповедника. Горожане тоже были возбуждены. Кто-то похлопывал победителя по спине, кто-то предлагал пойти отметить в трактир.

– Пойдём, друг, мне нужно к священнику передать исповедь умершего. Принять я её могу, а вот отпустить грехи уже нет. – Грустно сказал Александр.

Они двинулись в сторону церкви, а подпрыгивающий, словно бесноватый от перевозбуждения проповедник последовал сразу за ними. У входа в храм их уже ждал давешний священник, отец Иоанн, которому кто-то успел рассказать о произошедшем.

– Пойдёмте, дети мои. Исповедую ваши грехи, и поговорим – взяв под локоть Александра, священник махнул Элезару и повёл их за собой. Проповедник же почему-то в церковь заходить не стал и уселся на ступенях, что-то нашёптывая или даже напевая себе под нос, словно сумасшедший. Возможно, таким он и был, как подумалось Александру.

Подойдя к лавкам, установленным в церкви, священник присел и жестом показал Александру, что можно приступать к исповеди. Элезар стоял чуть в стороне, так чтобы не слышать сказанного.

– Отец, умирающий исповедался мне в своих грехах перед смертью. Я бы хотел передать их вам, чтобы вы отпустили их.

– Продолжай.

– Он покаялся в гордыне, лжи, сребролюбии и корысти, сказал, что ему пришлось много убивать, и чаще всего он это делал ради корысти. Но об одном случае он сказал особо. Маркус убил князя Крута. На пиру. Подло. Пьяного. Он сказал, что в этом грехе он повинен лишь частично, так как сделал это по приказу. По чьему именно он не сказал.

Священник посмотрел на Александра внимательным взглядом и тяжело вздохнул.

– Признаться, Маркус не был образцовым прихожанином, и всё же, раз это сильно терзало его перед смертью, то, значит, он искренне каялся. Грехи эти я отпущу ему – священник прочитал разрешительную молитву.

– А ты сам, в чём бы ты хотел покаяться, сын мой?

– Я хотел бы покаяться в том, что поминал всуе имя Господа, роптал, говорил пустые слова, осуждал других людей, раздражался, нарушал постные дни, недостаточно много молился, проявлял малодушие и маловерие, излишнюю самонадеянность. А ещё я самовольно решил дать обет перед Господом.