Шрифт:
Юноша его приютил. Объяснил, где он находится. Александр хорошо знал историю, и ему из объяснений стало ясно, что он в далёком прошлом и, кажется, в Дании у викингов. Позже высчитал конкретную дату по упоминаниям года. Оказалось это самый конец XI века. 1095 год. Подумав и рассудив, он решил держаться дома, в котором так странно оказался и откуда его не гнали, и потихоньку постараться понять, что происходит вокруг.
Глядя на умирающего священника, он поначалу хотел чем-то помочь приютившей его семье, но быстро понял, что не знает чем. Никаких полезных знаний о таких случаях в его голове не было. Почти вся не очень долгая жизнь, а ему исполнилось чуть больше 24 лет, прошла в церковном мире. Отец был священником в третьем поколении, происходя из рода Хазиновых. Старший брат, разница с которым у Александра была в десять лет, тоже пошёл по стопам служения, приняв монашеский подвиг в далёком монастыре, когда Александр ещё учился в младшей школе. С детства Александр помогал в алтаре, общался с немногочисленными прихожанами их постепенно реставрируемой подмосковной церкви, среди которых царил свой особый мирок и взаимоотношения. Мама занималась хором, приходом и собой, а у маленького Саши няньками были едва ли не все многочисленные помощницы прихода. Нужды их семья особо не знала даже в небогатые девяностые годы. Прихожане, в том числе замаливающие грехи бандиты, на удивление искренне любили и уважали его отца и были щедры с пожертвованиями, а мать, являясь казначеем прихода, умело выделяла деньги и на восстановление храма, и на бытовые нужды.
Отец был строг, но позднего сына любил. Так что строгость была немного отстранённой, как бы по нужде. Чтобы совсем не разбаловать. Но не разбаловать не получилось. Выходки мальчика были регулярными, а характер взбалмошный, боевитый. Не раз и не два, он приходил домой в рваной одежде, за что был бит матерью и наказан строгим выговором отца, а потом им жалеем. Из обычной общеобразовательной школы пришлось уйти в частную, православную, куда сына священника взяли без оплаты. Но и там его скорее терпели. Единственным, кто его хвалил, был преподаватель физкультуры. Мастер спорта международного класса по самбо, бывший чемпион России, а теперь нашедший себя в преподавании и вере серьёзный мужчина. Секция по самбо была обязательной для всех мальчиков в школе, и Саша там показывал себя упрямым, хоть и несколько прямолинейным спортсменом. Мальчик уважал относящегося к нему как к взрослому и никогда не повышавшему голоса физкультурника и слушался его беспрекословно. Но только преподаватель самбо его и хвалил. Остальные преподаватели кричали на срывающего уроки и скучающего сорванца. Постоянные жалобы директора отцу приводили уже к серьёзным и долгим разговорам, наказаниям в виде лишения пищи, запрету на гуляния во дворе с друзьями. Но Саша всё равно сбегал через окно дома…
Отец стал заставлять его заниматься учёбой всерьёз. Сам находил время, хотя и был чрезвычайно занят в приходе, на то, что бы подолгу объяснять сыну школьные предметы, алгебру, геометрию, а также церковнославянский, греческий, латынь, разъяснять Писание и учения Святых Отцов, обучать каноническому праву. Это их сблизило ещё больше и выровняло дисциплину. К окончанию школы Александр оставался независим по характеру, хотя учёба давалась ему легко и без прежних проблем с учителями. Однако по сути выбора ему отец не оставил. Дорога у него была только в семинарию и священники.
Благочинный их округа, заместитель епископа по нескольким приходам, имел обширные связи с чиновниками, в том числе военкомами, и мог легко устроить уход от службы в армии и сразу же поступление в семинаристы, но сам Александр заупрямился и выпросил свои полтора года у отца. О чём впоследствии жалел. Более бессмысленного времяпрепровождения он и представить себе не мог. Автомат держал в руках практически несколько раз на стрельбах. Правда, и дедовщина его почти не коснулась. Служил он неподалёку от дома. Быстро получил место за столом в «предбаннике» командира ракетной части и дремал прямо там или мотался по курьерской необходимости. Спал в офицерской казарме и если отчего страдал, то только от юношеского голода, дури офицеров и постоянной скуки. От неё же занялся рукопашным боем и даже втянулся, не забросив полностью спорт после окончания службы. Ну а затем после дембеля, всё же плавно переместился в недалёкую от воинской части семинарию.
Учение вышло достаточно насыщенным. В семинарии было много сильных преподавателей, а по иным предметам приезжали лучшие лекторы из Москвы. В итоге семинаристы, по крайней мере, кто желал и брал – были разносторонне развитыми сильными специалистами в области истории, знали несколько языков и, конечно, знатоками церковных предметов и философии. Сама на первый взгляд строго регламентированная жизнь, оказалась совершенно ему не в тягость. С друзьями-семинаристами они частенько сбегали или устраивали самые разные шутки во время обучения и послушаний. Проректор по воспитательной работе лишь тяжело и обречённо вздыхал, слыша в очередной раз фамилию Хазинов, но сам тоже был человеком с хорошим чувством юмора, весьма изощрённым в наказаниях. К концу обучения их борьба переросла во взаимное уважение к уму и изобретательности, даже почти дружбу, насколько она была возможна между всякого повидавшим стариком и молодым ещё человеком. Отучившись пять лет, встал выбор, что делать дальше. И тут он прислушался к совету проректора и сан принимать, торопиться не стал, пойдя в столичный монастырь, стал нести послушание в алтаре, затем стал иноком. Но через какое-то время Александр понял, что ему очень не хочется принимать обеты монашества. От монашеской жизни он стал уставать и частенько нарушал устав. В душе царили противоречия. И вот однажды, от обуревавших его мыслей, видя, что ничего другого он в жизни не умеет и не знает, а церковная карьера его не прельщает он и напился до беспамятства, твёрдо решив, что утром уйдёт из монастыря и будь что будет.
Помогло. Хотя и не так, как думал. Оказавшись в новом мире, после того как Элезар пригласил его к себе в семью, Александр воспринял это, как кару, принимаемую со страхом и смирением. Он стал думать о том, какие знания по медицине он может приложить, чтобы быть полезным умирающему священнику. Оказалось, однако, что без интернета и современных аптек, а ещё лучше советов работающих там фармацевтов, он не способен ни на что. Даже состав йода или зелёнки ему были неизвестны. Находилось в памяти что-то про водоросли, но как это применять и главное, к чему? С гигиеной у местных и так был порядок, а парой нововведений, вроде улучшения той же бани, прогресс не двинешь. Его отказ умываться перед едой из общей чаши и умывание в отдельной, вызвал недоумение, но эту его привычку уважили, хотя своим местные не изменили и продолжили мыть руки и сморкаться в одну посудину. Так что личным примером тоже что-то улучшить не получалось. Местные принимали его поведение, но сами делали по-старому. Оставалось только то, что умел лучше всего. Молиться Богу. И неожиданно тем самым он завоевал уважение как больного Петра, так и Элезара и других жителей. Местные, сами не слишком усердные в повседневной жизни христиане, человека, который столь истово беседует с Богом, оценили по своей шкале. Усердная молитва здесь воспринималась как тяжкий труд, каким и была, ведь это очень нелегко молиться несколько часов в день. Не каждый даже попробует, особенно в двадцать первом веке. Местные порой пробовали и, в отличие от современников Александа, не считали это занятие бесполезным, а потому уважали странного, но усердного монаха за его молитвенный подвиг.
Зная английский, латынь, древнегреческий, церковнославянский, Александр быстро нахватался по нескольких сотен слов из германского, саксонского, датского, славянских диалектов и быстро прогрессировал в языках. Изъясняться на сложные темы это не позволяло, но при помощи жестов хватало, чтобы помогать в общественных работах местным, что тоже добавляло ему уважения и даже пошутить, что сближало. В общении же с Элезаром и Петром проблем не было вовсе, так как латынь друг друга они понимали очень хорошо. Когда же он невольно услышал беседу умирающего отца с сыном, ведущуюся именно на этом языке, то решил что Господь послал его в этот мир не просто так. И не в качестве кары. Ни научного, ни другого объяснения, кроме божественного чуда у Александра случившемуся с ним не было. А раз Господь что-то сделал, то как решил инок - это не просто так. Об этом твердило всё его воспитание и церковный опыт. Поэтому он решил, что это тоже служение. Может ему суждено изменить этот мир каким-то образом, может просто помочь юноше исполнить обеты, данные умирающему отцу, но он решил следовать за ним и стараться не пропустить то, что может сделать. Это и стало его целью. И отступать от неё Александр был не намерен.
Так и гоняя мысли по кругу от прошлого к настоящему Александр снова уснул.
Ночью они с Элезаром встали, перекусили, помолились и снова легли, чтобы встать уже окончательно рано поутру до восхода солнца.
В комнату вошёл слуга. Убедившись что гости уже встали, умылись и привели себя в порядок, он передал им приглашение явиться к епископу.
Сигвард принял их в опочивальне, заканчивая с помощью помощников облачение в священнические одежды для службы в соборе. Жестом подозвав их и дав приложиться к руке, он благословил друзей крестным знамением.