Крид отступил на шаг, и в его ледяных глазах впервые мелькнуло что-то похожее на удивление.

— Интересно, — пробормотал он. — Очень интересно.

Метель стихала. Снег превращался в воду, лёд оттаивал, краски на картинах снова начинали светиться. Конёк-Горбунок обрёл прежние яркие цвета, Царевна-лягушка улыбнулась, звёзды на детском потолке засияли.

— Вы даже не представляете, что теряете, — сказал Крид, но голос его уже не звучал так уверенно.

— Может быть, — ответил Гоги, делая первый шаг навстречу. — Но я знаю, что приобретаю.

— И что же?

— Себя.

Крид медленно отступал к выходу из галереи. С каждым его шагом становилось теплее, картины — ярче, воздух — чище.

— Мы ещё встретимся, Георгий Валерьевич, — сказал он напоследок. — И тогда вы поймёте цену своего отказа.

Он исчез в дверном проёме, и галерея наполнилась золотистым солнечным светом. Картины сияли во всей красе, мраморные колонны сверкали белизной, в воздухе пахло весной и свободой.

Гоги проснулся резко, словно его толкнули. Сердце колотилось, холодный пот покрывал лоб, дыхание было частым и прерывистым. За окном уже светало — серый рассветный свет пробивался сквозь занавески.

Он сел на кровати, провёл руками по лицу. Сон был настолько ярким, настолько реальным, что казалось — он действительно побывал в той ледяной галерее, действительно встретился с дьяволом в обличье Виктора Крида.

Встал, прошёл на кухню, поставил чайник. Руки слегка дрожали — то ли от остатков сонного кошмара, то ли от утренней прохлады. Достал из шкафа стакан, блюдце, заварку. Обычные, простые действия помогали вернуться к реальности.

Чай заварился крепкий, почти чёрный. Гоги налил его в блюдце, по старинке, как учила бабушка — так быстрее остывает и лучше чувствуется вкус. Первый глоток обжёг губы, но это было приятное, живое ощущение, совсем не похожее на ледяной холод из сна.

Сидел за кухонным столом, потягивал чай с блюдца и думал о странных вывертах сознания. Почему именно Крид стал героем его кошмара? Что в этом человеке такого пугающего?

Днём, в кабинете, Крид казался обычным советским чиновником, пусть и высокопоставленным. Строгий, деловой, требовательный — но не более того. А во сне превратился в настоящего дьявола, торговца душами, ледяного демона с голубыми глазами.

Может быть, дело в самих глазах? В их необычном цвете, в том холодном блеске, который Гоги заметил при первой встрече? Или в идеальности внешности, в том, что Крид выглядел слишком безупречно для советского человека?

А может быть, причина глубже? В интуитивном ощущении того, что Крид — не тот, за кого себя выдаёт? Что под маской образцового советского служащего скрывается что-то совсем другое?

Гоги допил чай, поставил блюдце на стол. За окном уже совсем рассвело, где-то во дворе хлопали двери, слышались голоса соседей — начинался новый день. Обычный советский день в обычной советской жизни.

Но после того сна казалось, что обычность эта обманчива. Что где-то рядом, за тонкой гранью повседневности, скрываются силы, которые готовы торговать человеческими душами в обмен на призрачное бессмертие.

Он встал, подошёл к окну. На дворе уже вовсю кипела жизнь — дети бежали в школу, взрослые спешили на работы, старики сидели на скамейках и обсуждали последние новости. Простые, живые, настоящие люди с настоящими заботами и радостями.

А через час за ним приедет Семён Петрович, отвезёт в здание на Лубянке, где его будет ждать Виктор Крид с новыми заданиями. И нужно будет снова войти в роль послушного сотрудника, забыть о ночных кошмарах, сосредоточиться на работе.

Гоги вернулся к столу, налил ещё чаю. Сегодня будет долгий день.

Утром Гоги приехал к начальству с готовым плакатом, аккуратно упакованным в картонную папку. Анна Фёдоровна проводила его к Виктору Криду, который уже ждал за своим массивным столом.

— Доброе утро, Георгий Валерьевич, — кивнул Крид, не поднимая головы от документов. — Покажите, что получилось.

Гоги достал плакат и разложил его на столе. Крид внимательно изучал композицию, водил пальцем по контурам фигур, проверял читаемость надписей с разного расстояния.

— Хорошо, — наконец произнёс он. — Очень хорошо. Информативно, понятно, запоминается. Именно то, что нужно.

Он взял лупу и рассмотрел детали.

— Цветовое решение правильное. Красный для опасности, зелёный для безопасного направления, чёрные силуэты людей хорошо читаются на любом фоне. Символы запретов понятны интуитивно.

Крид откинулся в кресле и посмотрел на Гоги поверх авиаторов.

— Работа принята. Завтра отправим в типографию. А сегодня покажу вам кое-что интересное. То, ради чего ваши плакаты действительно необходимы.