Он вернулся к столу и взял новый лист. Нужно найти золотую середину между художественностью и функциональностью. Сделать так, чтобы плакат был одновременно понятным и запоминающимся.

Начал с композиции. Левая часть — горящее здание, правая — безопасная зона. Между ними — стрелка с движущимися фигурками людей. Сверху — крупными буквами «ПРИ ПОЖАРЕ». Снизу — «ПОКИДАЙ ЗДАНИЕ НЕМЕДЛЕННО».

Человечки получались слишком схематичными. Гоги попробовал добавить им немного индивидуальности — один в рабочей одежде, другой в платье, третий с ребёнком на руках. Сразу стало живее, но не потерялась ли ясность?

Взял цветные карандаши. Здание — серый контур с красными языками пламени в окнах. Люди — чёрные силуэты для контраста. Стрелка — ярко-зелёная. Безопасная зона — светло-зелёный фон.

Внизу добавил три маленькие картинки-запрета: перечёркнутый лифт, перечёркнутое окно (нельзя прыгать), перечёркнутый кран с водой (не тушить самостоятельно). Каждый запрет сопроводил красным крестиком.

Отодвинулся и критически оценил результат. Вроде бы понятно. Но достаточно ли ярко? Привлечёт ли внимание?

Попробовал другой подход. Сделал фигуры людей крупнее, добавил им больше деталей. Женщина в платочке, мужчина в кепке, ребёнок с игрушкой. Теперь они выглядели как живые люди, а не схемы.

Но тут же засомневался — а не слишком ли много деталей? Не отвлекут ли они от главного сообщения?

Часы на стене показывали уже половину четвёртого. Гоги чувствовал, как творческий зуд сменяется усталостью и раздражением. Когда он рисовал для души, время летело незаметно. А здесь каждая линия давалась с трудом, потому что нужно было думать не о красоте, а о пользе.

Неужели это и есть тот самый конформизм, о котором он читал в запрещённых книгах? Постепенное превращение художника в винтик государственной машины? Сначала рисуешь плакаты по безопасности — вроде бы полезное дело. Потом портреты вождей — тоже почётно. А потом просто выполняешь заказы, не задаваясь вопросами о смысле.

Но ведь и в прежней жизни, в 2024 году, он работал инженером не по вдохновению, а по необходимости. Чертил схемы, рассчитывал нагрузки, делал то, что нужно обществу. И ничего, не чувствовал себя рабом системы.

А может быть, дело в том, что сейчас у него есть выбор? В прошлой жизни он был обычным инженером среди тысяч других. А здесь — художник с особым даром, которого ценят на самом верху. И эта исключительность накладывает особую ответственность.

Гоги снова взялся за карандаш. Если уж делать инструкцию, то самую лучшую. Такую, чтобы её поняли все — от академика до дворника.

Переработал композицию в третий раз. Убрал лишние детали, но добавил эмоции. Лица людей выражали не панику, а решимость. Они не убегают в страхе, а организованно эвакуируются. Это важно — показать, что правильные действия при пожаре — не паническое бегство, а осознанные поступки.

Добавил ещё один элемент — часы в правом углу со стрелками, показывающими важность времени. Каждая секунда на счету.

Текста оставил минимум, но каждое слово взвесил. «ПРИ ПОЖАРЕ — ДЕЙСТВУЙ БЫСТРО И СПОКОЙНО». «ПОКИДАЙ ЗДАНИЕ ПО ЛЕСТНИЦЕ». «НЕ ПОЛЬЗУЙСЯ ЛИФТОМ». «НЕ ОТКРЫВАЙ ОКНА». Короткие фразы, которые легко запомнить и в критической ситуации вспомнить.

Цвета сделал более контрастными. Красный огонь на сером фоне здания, зелёная стрелка эвакуации, чёрные силуэты людей. Издалека должно читаться безупречно.

Наконец откинулся в кресле и посмотрел на результат. Плакат получился информативным, понятным, запоминающимся. Не шедевр изобразительного искусства, но эффективное средство обучения.

Творец внутри него всё ещё ворчал, но уже тише. В конце концов, и Микеланджело расписывал Сикстинскую капеллу по заказу папы римского. И ничего, не стал от этого менее великим.

А может быть, настоящее мастерство как раз в том и заключается — уметь создавать прекрасное даже в рамках строгих ограничений? Превращать утилитарную задачу в произведение искусства?

Гоги взял чистый лист и начал делать финальный вариант плаката. Теперь уже не сомневаясь, не мучаясь внутренними противоречиями. Просто работая. Так, как умел лучше всего.

К половине седьмого вечера Гоги понял, что глаза уже не фокусируются на листе, а рука дрожит от усталости. Плакат был готов — чёткий, понятный, функциональный. Но творческие силы иссякли полностью.

Он убрал работу в папку, запер её в сейф и вышел из кабинета. В приёмной Анна Фёдоровна уже собиралась домой.