— Но зато как ярко можем светить, — ответил Гоша. — Пусть недолго, но интенсивно.

— Философ вы, оказывается.

— А вы романтик, несмотря на точные науки.

Они сидели, прихлёбывая чай и разговаривая о вечном. О смысле жизни, о красоте, о том, что делает человека счастливым. Слова лились легко, без принуждения — как будто они знакомы уже много лет.

— А почему вы не спали сегодня? — спросила Аня. — Честно. Не только потому, что работали.

Гоша помолчал, обдумывая ответ:

— Одиночество. Иногда оно давит так, что хочется выйти в мир, найти… не знаю, что найти.

— Понимаю, — тихо сказала она. — У меня тоже бывает. Сидишь в комнате общежития, учишь формулы, а душа требует… живого общения.

— И вы тоже выходите смотреть на звёзды?

— Да. Они не обманывают, не предают. Всегда на своих местах.

В её голосе прозвучала боль — старая, но не зажившая. Гоша осторожно спросил:

— Кто-то вас предал?

— Жених, — просто ответила Аня. — Вернулся с фронта… другим. Или я его таким не знала. В общем, оказалось, что четыре года я ждала человека, которого никогда не существовало.

— Мне жаль.

— А у вас есть кто-то?

— Нет. Была… дружба с одной девушкой. Но я понял, что не готов к серьёзным отношениям. Слишком много проблем, слишком сложная жизнь.

Аня кивнула с пониманием:

— Знаете, что я подумала? Мы оба одиноки, оба ищем что-то в ночном городе. Может, это судьба свела нас дважды?

— Может быть, — согласился Гоша. — А что если это не случайность?

— Что вы имеете в виду?

— Что мы можем быть друзьями. Хорошими друзьями. Без обязательств, без ложных ожиданий. Просто… поддерживать друг друга.

Аня внимательно посмотрела на него:

— Дружба между мужчиной и женщиной возможна?

— Не знаю. Но можно попробовать.

Она протянула ему руку:

— Договорились. Друзья.

Он пожал её тёплую ладонь:

— Друзья.

Они поднялись со скамейки и пошли дальше. Теперь между ними была договорённость — не романтическая, но искренняя. Двое людей, которые поняли, что одиночество легче переносить вдвоём.

— А где вы живёте? — спросил Гоша.

— В общежитии на Ленинских горах. А вы?

— В барачном посёлке за ВДНХ. Не очень близко друг от друга.

— Ничего, Москва не такая большая. Можем встречаться… ну, не знаю, раз в неделю? Гулять, разговаривать.

— Отличная идея. А может, я покажу вам, как рисовать? Вы же говорили, что в детстве мечтали.

— А вы научите меня видеть город глазами художника?

— Обязательно.

Они дошли до развилки, где им предстояло разойтись в разные стороны.

— Ну что ж, — сказала Аня, поправляя берет, — увидимся через неделю? В пятницу, здесь же?

— В пятницу, — подтвердил Гоша. — В десять вечера?

— Договорились.

Она помахала ему рукой и пошла в сторону своего общежития. Гоша смотрел, как её фигурка растворяется в ночной дымке, и чувствовал странную лёгкость.

Он нашёл не любовь — он нашёл родственную душу. Человека, с которым можно говорить о сокровенном, не боясь непонимания. Это было даже лучше романтических отношений — честнее, проще, надёжнее.

Домой Гоша возвращался с улыбкой. Одиночество отступило — не побеждённое, но разделённое надвое. А разделённая печаль становится легче.

За окном уже светало, но теперь он точно знал — сегодня будет хороший день.

Утром, едва Гоги успел выпить первую чашку чая, в дверь постучали. За порогом стоял молодой парень в рабочей куртке с нервными глазами и папкой под мышкой.

— Георгий Валерьевич Гогенцоллер? — спросил он, сверяясь с запиской.

— Да, это я.

— Иван Петров из артели «Красный художник». Помните, мы вам предлагали работу? Вы тогда отказались, но сейчас у нас форс-мажор.

Гоги вспомнил — месяца два назад к нему действительно приходили из этой артели, предлагали постоянную работу за 120 рублей в месяц. Тогда он вежливо отказался, ссылаясь на другие планы.

— Слушаю вас, — сказал он, приглашая парня в комнату.

— Дело такое, — Иван нервно вертел кепку в руках. — Нам срочно нужно сделать декорации для спектакля «Железный поток» в Доме культуры железнодорожников. По пьесе Серафимовича, про гражданскую войну.

— И?

— А наш главный декоратор заболел. Аппендицит. Лежит в больнице, а спектакль через две недели. Начальство нас прижмёт, если сорвём премьеру.