Шрифт:
— Случайно увидел на чертеже. Простите, если не следовало.
— Да, есть и такие разработки, — неохотно признался учёный. — Если роботы могут работать вместо людей, почему бы им не воевать вместо людей? Сохранить человеческие жизни.
— Логично, — согласился Гоги, хотя в душе что-то похолодело.
Боевые роботы в 1950 году. Если эти разработки пойдут в серию, история может измениться кардинально. Холодная война с участием армий машин вместо солдат.
— Вы не художник, — внезапно сказал академик, внимательно вглядываясь в лицо Гоги. — То есть художник, конечно, но не только. Слишком умные вопросы задаёте.
— Просто любознательность.
— Нет, что-то другое. — Учёный прищурился. — А вы случайно не инженер? Или изобретатель?
Гоги почувствовал опасность. Человек явно был не так прост, как казался на первый взгляд.
— Обычный художник, товарищ… простите, как вас зовут?
— Сеченов, — автоматически ответил академик, затем поправился: — То есть… в общем, неважно. Вы меня заинтересовали. Не хотели бы посмотреть на наши разработки? У нас есть действующие прототипы.
— Это секретно, разве можно?
— Для художника можно. Вдруг пригодится для будущих иллюстраций. Товарищ Берия любит, когда искусство отражает достижения науки.
Гоги колебался. С одной стороны, любопытство разрывало на части. С другой — чутьё подсказывало, что лучше не соваться в дела, которые его не касаются.
— Спасибо за предложение, но я должен возвращаться. Работа ждёт.
— Жаль, — академик пожал плечами. — Но если передумаете — спросите Пауля Робертовича Селельмана в КБ особых разработок. Меня там знают.
Селельман, а не Сеченов. Значит, на халате чужое имя. Зачем? Маскировка? Или что-то ещё более сложное?
— Обязательно, — пообещал Гоги. — До свидания.
— До встречи, товарищ художник.
Академик быстро зашагал по коридору, крепко прижимая папку к груди. Гоги проводил его взглядом, размышляя об увиденном.
Роботы в 1950 году. Боевые машины. Заводы, где работают автоматы вместо людей. Это может кардинально изменить ход истории. И почему разработки ведутся в таком секрете?
Он вышел из здания, сел в ожидающий воронок. По дороге домой думал о странной встрече. Селельман-Сеченов явно занимается чем-то революционным. Но революционным в хорошем смысле или в опасном?
И главное — зачем Берия курирует такие проекты? Детские книжки и боевые роботы — странное сочетание интересов.
Но может быть, именно в этой странности и кроется ключ к пониманию того, что происходит в стране. Готовится ли СССР к войне нового типа? Или к миру, где машины освободят людей от тяжёлого труда?
Время покажет.
Дома Гоги сразу же сел за стол и взял чистый лист. Встреча с Селельманом не давала покоя — образы механических людей крутились в голове, требуя воплощения. Но не те примитивные схемы, что он увидел на чертежах, а нечто более совершенное.
Первые линии легли на бумагу осторожно. Гоги начал с общих пропорций — человеческая фигура, но более мощная, атлетичная. Рост около двух метров, широкие плечи, длинные руки. Силуэт воина, но не агрессивного, а защитника.
Скелет рисовался как основа всей конструкции. Не хрупкие человеческие кости, а мощные металлические балки и стержни. Позвоночник — сложная система сочленений, позволяющая гибкость, но обеспечивающая прочность. Каждый позвонок — отдельный модуль, способный выдержать огромные нагрузки.
Череп получался массивным, но элегантным. Не просто защитная коробка для электроники, а продуманная конструкция. Место для оптических сенсоров, звуковых датчиков, сложной вычислительной системы. Но при этом пропорции оставались почти человеческими.
Гоги перешёл к конечностям. Руки — самая сложная часть. Каждый палец должен был обладать чувствительностью пианиста и силой кузнеца. Он прорисовывал суставы, сочленения, систему тросов и приводов, которые обеспечивали бы точность движений.
«Пневматика, — думал художник, вспоминая промышленные станки. — Сжатый воздух даёт плавность и силу одновременно».
Каждая мышца человеческого тела заменялась пневматическим цилиндром. Бицепсы — мощные поршни, способные поднять тонну груза, но при этом настолько чувствительные, что могут держать яичную скорлупу, не раздавив её.
Ноги прорисовывались как опоры небоскрёба. Мощные, устойчивые, но подвижные. Коленные суставы — сложные шарниры с несколькими степенями свободы. Стопы — широкие, с развитой системой амортизации.