Шрифт:
Сюзанна закрыла глаза. Внутри всё вихрилось. Голова болела, как после затяжной простуды. Но она понемногу собиралась.
Имя совпадает. Её зовут так же.
Отец умер недавно. И это — точно не её тело.
Мир не похож. Ткань, мебель, речь — слишком старинно. Но чисто. И не бедно.
Слуга в прошлой главе… И вот Аннет. Значит, здесь у неё есть место.
— Где я? — наконец спросила она.
Аннет замерла.
— Дома, госпожа. В вашем доме. В поместье Ривенрок. Уже второй день вы лежите без сознания… после падения с лестницы. — Девушка побледнела. — Лили столкнула вас… но, госпожа, я поклясться могу, она… она просто толкнула, а вы… вы не удержались. Она сказала, что вы «перепутали ступеньки», но я была рядом! Я слышала, как они спорили… — её голос срывался. — Простите, я не должна была…
— Стой, — тихо сказала Сюзанна. — Просто скажи, кто эти «они»?
— Ваши… сводные сёстры, госпожа. Лили и Мирт. А госпожа мачеха… она была в гостиной. Она приказала никого к вам не пускать. Но я осталась. И всё это время вас поили, меняли компрессы, я… я никого к вам не подпускала. Даже кухарку. Даже Жанна приходил с письмом — я не отдала!
Сюзанна чуть приподнялась на локтях. Тело протестовало, но слушалось.
Отражения в зеркале не было видно, но по рукам она уже понимала: кожа моложе, упругая. Волосы — рыжеватые пряди упали на плечи. Всё было не так.
Она не просто в другом месте. Она в другой жизни.
И она не хочет возвращаться.
Покой от прошлой жизни был полный. Та, старая, как будто растворилась. Она не чувствовала пустоты. Ни тоски, ни страха. Только странную, тёплую ясность.
И... азарт?
— Аннет, — сказала она медленно. — Расскажи всё. Как умер мой отец. Что здесь происходит. Всё, что знаешь.
Голос Сюзанны прозвучал иначе. Строже. Чётче. И в глазах Аннет что-то дрогнуло — будто она почувствовала: госпожа изменилась.
— Это случилось два дня назад, госпожа… Он вернулся с визита к мастеру стеклодела. Говорил, что будет новое соглашение… что на этом производстве можно подняться… — голос её дрогнул. — А ночью почувствовал себя плохо. Умер к утру. Лекарь сказал: сердце. А госпожа мачеха…
— Да?
— Она сразу вызвала новых слуг. Половину прежних уволила. Сказала, что вы… что вы не в себе. Что вам надо покой. — Она опустила глаза. — Но дом… дом скучает. Все вас любили. Особенно старые люди. И кухня, и прачка. Они говорили, что вы не такая, как ваши сёстры. Тише. Добрей.
Сюзанна смотрела в потолок.
Стекло. Производство. Значит, было. Значит, осталось. А ей двадцать. И формально — она наследница.
Если мачеха не признает её сумасшедшей.
Если она не сломается.
Она не собиралась.
— Я голодна, Аннет. Принеси мне хлеб и воды. Только своей рукой. Никакой кухни.
Аннет кивнула и выбежала.
Сюзанна осталась в комнате. Тело болело, но сознание прояснялось.
Это была не сказка.
И не наказание.
Это был шанс. И она не собиралась его упустить.
Глава 3.
Глава 3
В комнате пахло тёплым хлебом.
Аннет принесла корзинку и кувшин с водой, поставила их на край стола и внимательно наблюдала, как госпожа делает первый глоток.
— Безопасно, — сказала она, словно отвечая на незаданный вопрос. — Я сама пекла и сама набирала из колодца.
Сюзанна кивнула. Улыбнулась.
Она уже почти сидела. Голова всё ещё кружилась, тело было чужим, но разум — холодно и чётко — собирал мозаики.
Две сестры.
Мачеха. Розетт. Богатство. Производство. И визит поверенного.
По закону, она вступала в права наследства, как только достигала двадцати лет — а ей их исполнилось два дня назад. Смерть отца не могла быть случайностью.
Сюзанна задумалась, когда услышала шаги. Тонкие каблуки, стук по полу. Дверь чуть скрипнула — и впустила сладкий аромат ландышей, духов, дорогих и резких. Затем — их.
Первая вошла Розетт.
Высокая, худая, как натянутая струна, с вытянутым лицом и лобом, который казался ещё выше из-за аккуратно зачёсанных назад белокурых волос. Наряд — тёмно-бордовое платье из дорогой ткани, перехваченное серебристым корсетом с камнями. На ней всё кричало: «Власть. Деньги. Я — хозяйка».
За ней шли две дочери.
Старшая — Лилианна — рыжеволосая кукла с глазами, полными холода. Юбка с оборками, шнуровка на корсаже, кольцо с жемчугом. Её взгляд упал на Сюзанну, и уголок рта чуть дёрнулся: то ли разочарование, то ли скука.
Младшая — Миртилла — светленькая, невинная с виду, с длинной челкой и мечтательным выражением. На вид — паинька. Но Сюзанна уловила: именно эта и толкнула. Она была слишком тиха. Слишком мягка — как шелковый мешочек с острыми иголками внутри.
— Ах, дитя моё, — произнесла Розетт с тщательно отрепетированным сочувствием. — Ты всё-таки… пришла в себя. Какая… радость.