— Вы про катастрофу в Мексиканском заливе? — ответил я вопросом на вопрос.

— Про неё, — как показалось, хмыкнул Шумский. — Я ведь помнил ваше предсказание, поэтому 3-го числа ждал с нетерпением. Утром сегодня думал, что не сбылось. Ан нет, к вечеру информацию всё-таки озвучили.

— Даже и не знаю, радоваться этому факту или всё же печалиться — как-никак люди погибли.

— Не переживайте, вы бы всё равно ничем не смогли им помочь.

Ага, а вот вы почему по своим каналам ничего не предприняли? Впрочем, эту мысль я оставил при себе.

— А то, что ваше предсказание подтвердилось — уже само по себе замечательно. Что-нибудь свежее имеется в плане видений?

— Пока ничего. Если бы было — я бы сразу Сотникову сообщил.

— Угу, ясно… Кстати, скоро в Москву перевожусь, так что будем видеться чаще.

— Ого, отличная новость! Поздравляю!

Сотникова, уже сообщившего мне об этом, я не стал сдавать.

На следующий день отправился снова в Первую градскую. Я уже успел выяснить, в каком отделении лежит подозреваемый, причём в отделении постоянно дежурит милиционер, поскольку хоть преступник и плох, но охрану выставлять положено — вдруг решит сбежать. Хорошо хоть лежал Гоша в отдельной палате. То ли папа договорился, то ли решили убийцу не класть с обычными гражданами. Мне это было только на руку.

В палату проник без проблем, ни медсестра, ни весело о чём-то с ней болтавший молоденький сержант милиции на меня внимания не обратили. Да уж, не смотрели они фильмов из моего будущего, где убийцы под видом врачей проникают в палату к охраняемому объекту. Ну я-то хоть не убийца, а напротив — спаситель.

Лежавший под капельницей Гоша по сравнению с нашей последней встречей выглядел не в пример хуже. Исхудавший, под глазами синие полукружья, щёки ввалились, в глазах застыло страдание. Но при моём появлении в них загорелась надежда.

— Ты… Вы…

— Я же обещал, что вылечу тебя, если подпишешь признательные показания? А я своё слово держу.

Но поработать мне пришлось так, что из палаты я выполз чуть живой. Впору было самому под капельницу ложиться. Выждал какое-то время, чтобы своим видом не вызвать подозрение у дежуривших в коридоре медсестры и милиционера. Обошлось.

Между делом я решил всё-таки подать заявление на вступление в ряды КПСС. Мелехов дал от себя рекомендацию и подтянул ещё одного члена парткома, тоже написавшего на меня положительную характеристику. На бюро моё заявление рассмотрели и дали год испытательного срока. А заодно вручили книжицу-раскладушку «Моральный кодекс строителя коммунизма», на каждой страничке которой под изображением представителей пролетариата в красных тонах было размещено по пункту. Первый гласил:

«Преданность делу коммунизма, любовь к социалистической Родине, к странам социализма». На следующей страничке — «Добросовестный труд на благо общества: кто не работает, тот не ест». Ну и так далее, всего 12 страничек и 12 пунктов соответственно. У христианина на две заповеди было меньше.

Заодно пригласил Мелехова на нашу с Ритой свадьбу, которая приближалась с неотвратимостью несущегося под сплошной зелёный товарного поезда. Рита успешно сдала сессию, и уже ничего не могло воспрепятствовать созданию новой ячейки общества. Следствие пока тянулось, я так понимаю, решили раскрутить карточных шулеров. Якимчук же, по словам Нуждина, всё же призналась в соучастии, однако упорно заявляла, что не подзуживала Гошу, а всего лишь была свидетельницей. И вообще он её запугал, сказал, что если проболтается — то и её придушит. И тем более никакой удавки нейлоновой ему не давала, она при нём уже была.

Так что до свадьбы следствие не управилось, а мне было чем заняться. Лившицы наконец съехали, и 18-го июня мы с Ритой переехали в квартиру в Печатниковом переулке. Вещей у меня на съёмной квартире было не так много, но всё равно я нанял фургон и бригаду грузчиков. У Риты всё больше предметы гардероба, и то в багажное отделение моего «Жигуля» все эти пальто, куртки, платья, юбки, туфли не поместились, пришлось накидывать на задний диванчик.

Машина, кстати, заняла своё законное место в кирпичном гараже, наконец-то я мог спать спокойно, не вскакивая среди ночи, чтобы проверить, на месте моя «ласточка» или с неё уже скручивают колёса. А оставшееся перед свадьбой время мы посвятили обустройству нашего гнёздышка.

Проблему с телефоном решили оперативно. По московским правилам, если бывший квартиросъёмщик выписывался, то и телефон с адреса снимался. То есть мы остались временно без телефона. Нужно было вставать в очередь, а это не месяц и не два, люди годами ждут установки телефона.

Я взял письмо из института и из больницы о том, что я врач, и мне необходим телефон. Ещё и только что переехавшего в Москву Шумского, который уже получил на погоны ещё одну звёздочку, подключил. Так что ещё до свадьбы мы снова могли пользоваться телефоном, только под другим номером.

Между тем благодаря широким связям будущего тестя в нашем просторном зале вскоре появились румынская стенка, уставленная хрустальной посудой, журнальный столик с парой кресел, круглый обеденный стол, диван-книжка… Сверху свешивалась чехословацкая люстра, при покупке которой (а обошлась она нам в полторы сотни) я сразу предупредил Риту, что протирать на ней пыль придётся ей. Такая нудная работа не для меня. Невеста отреагировала шутливым возмущением, но с моими доводами всё-таки согласилась.