Шрифт:
– Тогда кто же убил колдуна?
– спросил маг земли, держа в руке бокал и не притрагиваясь к вину.
– Драмирус этого не знает, – заговорил Громус. – А если и знает, то мне об этом не сказал. Иоксаль, – поднявшись и подходя к окну, задал он вопрос магу, – зачем тебе эта книга?
– А зачем она понадобилась старику?
– вопросом на вопрос ответил Иоксаль.
– Драмирусу книга не нужна.
– Тогда зачем он её забрал?
– Чтобы передать её… – но Громус не успел договорить, дверь распахнулась, и в комнату вошёл Краус.
– Хозяин!
– заговорил слуга, – к вам пожаловал какой-то старик!
– Ты знаешь его имя?
– бросил взгляд на Крауса Громус.
– Нет, он не представился.
– Зови!
Но не успел Краус обернуться, чтобы выйти из комнаты и пригласить гостя, на пороге появился старик и, отодвинув слугу в сторонку, прошёл и уселся в свободное кресло, где до этого сидел хозяин.
Когда в комнату вошёл старик, Иоксаль сидел спиной к двери и не видел его. Однако, когда Гнусиус, а это был именно он, занял кресло, маг земли вскочил.
– Значит, узнал!
– бросил на черноволосого мужчину строгий взгляд Гнусиус.
– Иоксаль, ты знаешь этого человека?
– обратился Громус к магу.
– Знаю, – опустившись в кресло и уперев взгляд в пол, выдавил из себя Иоксаль.
– Громус!
– повернулся к хозяину дома старик, – скажи своему слуге, чтобы он принёс нам вина! Только я предпочитаю красное, а не белое, которое у вас в графине!
И только Громус открыл рот, чтобы заговорить, архимаг (Иоксаль знал его как чёрного колдуна) произнёс, обращаясь к слуге:
– Краус, только принеси вино из подвала, а не то, что у тебя в комнате.
– Откуда?
– опешил слуга, захлопав глазами.
– У тебя это написано на лице. Всё, ступай, – произнёс Гнусиус и повернулся к хозяину дома, который так и стоял с открытым ртом.
Взглянув на дядю, который не знал, что ему делать, Громус произнёс:
– Краус, принеси вина и скажи на кухне, чтобы готовили обед, – окинув взглядом гостей, он добавил, – на троих.
Слуга, почтительно склонив голову, покинул комнату и направился на кухню. Там он отдал указания повару и спустился в погреб, чтобы достать бутылку превосходного красного немного терпкого вина, которое хозяин хранил для особых гостей, не так часто бывавших в его доме.
***
Когда Гнусиус не вернулся в комнату, Амос, удостоверившись, что Ульрик пребывает в глубоком сне и его ничто не тревожит, покинул помещение.
Окинув взглядом коридор таверны, и не заметив ничего подозрительного, Амос спустился по лестнице и вышел на улицу, но и там его ждало разочарование: старика и след простыл.
«Ну и куда же он мог подеваться?» – задумался Амос и, вспомнив о просьбе Гнусиуса, решил навестить дом его среднего брата Аугуста.
Однако, сделав несколько шагов по улице, он остановился, осознав, что не знает адреса дома Аугуста.
– Вот незадача, – вслух произнёс Амос. – И что же теперь делать?
– Поберегись!
– услышал Амос за спиной истошный мужской крик, а только потом топот приближающих конских копыт.
Резко обернувшись, он увидел стремительно приближающуюся повозку, которую тянул мощный вороной конь. Не раздумывая ни секунды, Амос проворно отпрыгнул в сторону, и повозка, не причинив ему ни малейшего вреда, пронеслась мимо.
Однако на этом история не завершилась. Лишь повозка свернула на соседнюю улицу, как мужчина услышал надрывный женский голос.
Сорвавшись с места, Амос стремительно бросился в ту сторону, откуда доносился крик, и, лишь повернув, узрел ребёнка, лежащего на каменной мостовой, и женщину, склонившуюся над ним.
Подбежав, мужчина увидел мальчика, лежащего в луже собственной крови, на вид которому было не более семи лет.
Женщина, вся перепачканная кровью, склонилась над ребёнком и, не видя ничего перед собой из-за слёз, громко рыдала.
– Что произошло?
– обратился Амос к женщине, тронув её за плечо.
Не поднимая головы, она, всхлипывая, с трудом произнесла:
– Лошадь сбила моего сына.
– Позвольте мне осмотреть мальчика, – попросил Амос.
– Что?
– оторвав взгляд от окровавленного ребёнка, женщина подняла глаза и увидела мужчину.
– Я лекарь!
– воскликнул Амос, выводя женщину из ступора. – Позвольте мне осмотреть вашего мальчика!
Амос, склонившись над мальчиком, у которого была рассечена голова, осторожно поднял его маленькую ручонку, чтобы нащупать пульс. Однако тут же его внимание привлекла торчащая кость – рука ребёнка была сломана.