Кертач растянулся в долине между двумя сопками. Я вертела головой, смотрела на возвышающуюся гору, на снежную шапку, сверкнувшую на вершине, когда облака вдруг разошлись. Руки вдруг начали подрагивать. Запоздало пришло осознание, что велика вероятность, что мой кошмарный сон вдруг станет явью, что то отчаяние, запах безысходности и плесени, накроют меня с головой, стоит только ступить в пещеры. Вдруг отчетливо поняла, что безумно боюсь и не хочу туда идти. Что лучше бы мои сны так и остались всего лишь снами, и ничего общего не имели с этими горами. Иначе, я даже представить себе не могла, как объяснить все это. И что с этим делать. Как, будучи жительницей Земли, я могла увидеть горы другого мира?

От этих мыслей меня отвлек резкий оклик Тайлинга и едва не прилетевшая в лицо низкая ветка.

— Ты в порядке? — он остановился сразу позади меня.

Огляделась. Хм, странно. Тропинка вела на северо-запад, в город. Я же, задумавшись, сильно отклонилась на северо-восток, и даже не заметила, как начала продираться по бездорожью в чащу леса.

— Я? Да, — неуверенно ответила и настороженно огляделась. — Тай, а там? — махнула в гущу леса, сама не понимая, что хочу узнать. Оглянулась на него, будто молчаливо молила, чтобы он объяснил мне мое же поведение.

— Там горы упираются прямо в море, там нет никаких дорог, — он же вглядывался в мои глаза без тени насмешки. Настороженно, внимательно, остро. — Ты что-то…

Он не договорил. У меня вдруг загудела, закружилась голова. Я зажмурилась и обхватила ее руками. Вздрогнула и распахнула глаза.

— Сон. Я помню еще один сон. Совсем недавно. Почти перед тем, как тут оказалась.

— Когда ехали сюда?

— Да нет же, Тай. Тогда, перед тем, как меня сюда перенесло. Знаешь, как бывает, снится что-то, а утром глаза открываешь и как ни пытайся, не вспомнишь, что снилось. Вот, — я говорила, быстро, захлебываясь, перескакивая с мысли на мысль. — Помню утес, такой небольшой. К нему тропинка. Спускались. Страшно так. Холодно. Море внизу темное, грозное, штормовое. О камни бьется, разбивается. И я иду. Рядом… Кто-то. Сил почти нет. Тяжело идти. Только знаю, что надо. И страшно. Камешки из-под ног скатываются и в море падают. И так страшно, так надоело, что хочется вниз сорваться. Прыгнуть. И все закончится. Прыгнуть в объятия черной воды, раствориться в белой пене, разбиться об острые скалы.

— Марго, — он встряхнул меня так, что голова только чудом на плечах сохранилась. Проморгалась, словно из транса вышла, огляделась. Тай стоял на земле. И меня, видимо, с лошади стащил. Меня колотило. Зубы отстукивали чечетку, губы дрожали, да и меня всю била дрожь так, словно у меня припадок эпилептический. Тай прижал меня к себе, обернулся к нашим спутникам. Их лошади нетерпеливо переступали на месте, пофыркивали и тихо ржали.

— Сейчас в город. Располагаемся. Отдыхаем. Внимание не привлекаем. Завтра узнаем последние новости, слухи от местных. Марик, Элин, Дрейк это дело для вас. — Мужчины склонили головы в капюшонах. — Жандар, Кордин, Сэрдис, вернемся сюда, осмотримся. Послезавтра утром заходим в шахту с бригадиром. Смотрим, слушаем. И потом, — он вновь посмотрел на меня, — будем решать, что делать дальше.

Город оказался маленьким, но ухоженным. Вымощенные булыжником широкие улицы, каменные дома с резными ставнями, кованными заборами, флюгера над черепичными крышами, изображающие различных животных и мифических существ. На центральной площади большой фонтан, изображающий скалу с водопадом, у подножия которой стояли мужчины с кирками. Скалу украшали самоцветы, которые играли бликами на воде, отражая солнечные лучи. Вокруг носилась ребятня. Чистые и чумазые, с воздушными змеями, девчонки с яркими лентами в косах и куклами в руках. Мамочки в простых платьях до пят, прячущиеся от палящего солнца за широкими полями шляп. Мужчин было немного, но все хорошо одетые, и на фоне светлых рубах, застегнутых лишь на половину пуговиц, их темные, от въевшейся грязи руки, черные ободки под ногтями выглядели слишком чужеродно. Шахтеры. По левую сторону от фонтана стоял собор. Белый, высокий, расписанный золотыми узорами, сверкающие шпили пронзали небо, здание украшали цветные фрески, лепнина, много золота. Широкие белые ступени, резные перила, двустворчатые двери распахнуты. Над дверьми странный символ: четырехконечная звезда, в центре которой красовалась не то руна, не то какой-то замысловатый узор, делила круг на части, внутри каждой из которой вновь красовался какой-то знак. А саму окружность оплетал терновый венок, который будто защищал своими колючками этот символ. И я узнала его. Почти на 100 % была уверена, что именно этот знак я видела, когда меня втянуло в воронку.

— Тай, что это? — ткнула на собор и от нетерпения поднялась в седле.

— Храм местной Богини. Даэрис. Богиня Пресветлая, — отозвался Тайлинг.

— Это он, Тай. Тот самый знак. Я уверена, — вскрикнула так, что на нас начали оборачиваться, тыкать пальцами и шептаться. Плюхнулась в седло. Моя Лунна всхрапнула и недовольно фыркнула.

Тай бросил взгляд на символ местной Богини. Потом скептически оглядел меня и вынес вердикт:

— Не очень-то похоже на то, что рисовала ты.

— Еще бы, — усмехнулась я и понизила голос так, чтобы слышал меня только рядом едущий Тай, — я тебе не да Винчи, это раз, времени, чтобы рассмотреть и запомнить сей предмет искусства, когда меня втянуло в этот водоворот, у меня не было, это два, и наконец, у меня потом с памятью были серьезные проблемы, если ты помнишь, хорошо, хоть что-то вспомнила, это три. Но я тебя уверяю, это точно был такой символ.

— Значит, нужно будет заглянуть в храм, пообщаться со жрецами. Пусть они мой народ и не жалуют, но думаю, если ты не ошиблась, то Богине угодно, чтобы ты была здесь. А раз уж ты под моим покровительством, то и меня не выставят из храма.

— Что, у вас и с местным божеством отношения не заладились? — покачала головой. Вот уж врагов и проблемы наживать вирры мастера.

— Не то чтобы, — протянул вирр, — у нас свой Бог. Всевышний Деркенс. Темный. А местная Богиня светлая. К тому же, именно она жрецов и наделила магией, когда мои предки сюда явились. Чтобы остановить уничтожение своего мира. Те дела уже давно в прошлом. Но так уж повелось, что веру местных мы не разделяем. Но и не угнетаем. А они не лезут в нашу веру и к нашему Богу.