— Осень, — позвала тихо-тихо. — Пожалуйста, дай мне сказать.

Она обернулась ко мне. В серых глазах сверкали слёзы ярости. Губы прыгали. Ух, кажется, кое-кто разозлил своего любимчика не на шутку. И я вдруг поняла: Люсьен сам из бедняков.

— Благодарю, Ваше высокопреосвященство, что напомнили, — улыбнулась я кардиналу царственно равнодушно и любезно. — Действительно, мы запамятовали о подобных тонкостях королевских законов. Итак, записывай, писарь. Мы, Шипочничек, законная королева Трёхкоролевствия, а именно Монфории, Эрталии и Родопсии приказываем и повелеваем: от сего дня и до иного указа тем из наших подданных, кто не имеет в хозяйстве ни единой коровы, дозволяется беспошлинно охотится в королевских угодьях с тем, чтобы не уносить из лесу дичи более, чем им требуется для прокорма семьи. Тем же, кто имеет менее трёх коров, дозволяется беспошлинно ловить рыбу в королевских реках и озёрах. Ограничений на унос рыбы никаких нет. И да не взимаются пошлина за сбор в королевских лесах грибов или ягод и косьбу на королевских лугах. Такая милость даётся нашим человеколюбием сроком на два года и может быть продлена по нашему личному распоряжению.

— Пошлина на сбор ягод и грибов? — Осень изумлённо вытаращилась на меня.

Дезирэ весело ухмыльнулся, вскочил и напел нечто странное:

— А наш батюшка Ленин совсем усоп, он разложился на плесень и на липовый мёд…

Или не напел, потому что песней вот это было бы странно назвать. А потом громко выкрикнул:

— Слава доброте и милосердию Её Величества!

Никто не посмел ему возразить. Советникам ничего не оставалось делать, как присоединиться к прославлению меня. Дезирэ подошёл, взял мою руку, коснулся губами лайковой перчатки.

— Я так горжусь вашим добрым сердцем, моя дорогая, — прошептал зловеще.

И вышел. Эхо отразило перестук его каблуков. Я замерла, чувствуя, как растёт в сердце леденящий ужас. Но затем натянула на уста любезную улыбку:

— Продолжим, господа. Его Высочество призвали срочные дела, но мы пока не решили…

В покои я вернулась только под утро. Мы худо-бедно составили не то чтобы вот прям прекрасный план, но хоть какой-то. Два года без налогов. И в королевскую казну, и в пользу феодалов. Злило, что пришлось срывать голос, чтобы убедить остолопов в необходимости подобного решения. А что они, собственно, ожидают от осеннего сбора? У крестьян не то, что денег или свиней, у них и полмешка муки на оброк не найдётся. Ну а если вилланам нечего дать, так не проще ли феодалам милостиво отменить налог, чем решать, что сделать с тысячами должников? Ну не шкуру же с них спускать на кожу, право слово.

Радовало только одно: я сейчас войду, и меня обнимут тёплые крепкие руки. Непременно. Целоваться мы не станем — спасибо, научена, но в объятьях-то разве может быть что-то плохое? Я так устала! Могу я хоть пять минут побыть просто слабой женщиной, плачущей в надёжное плечо?

Шмыгнув носом, я открыла дверь в предвкушении.

Да-да, потом он уедет. Навсегда. И я снова останусь одна — короли всегда одиноки, но сейчас… Хотя бы пять минут…

Комнату заливал жемчужный свет восхода.

— Арман, — позвала я тихонько.

Мне никто не ответил. Куда же рыцарь мог подеваться? Я прошла в спальню, распахнула балдахин.

— Ква.

Золотистые круглые глаза смотрели с безысходной печалью. Я бессильно опустилась на пол. То есть… ну то есть… колдовство никуда не делось? Арман мог снова становиться мужчиной лишь после заката и до восхода солнца, я правильно понимаю?

ОТ АВТОРА для любознательных

пелиссон — нечто вроде длинного жакета без рукавов

«Жизнь продли мне бог, я б держал руки лишь под ее плащом» — строчка из стихотворения поэта и трубадура Гильома Аквитанского (XI — XII века)

«История Эрталии с древнейших и до наших дней» — именно эту книгу читает Майя в романе «В смысле, Белоснежка?!»

«А наш батюшка Ленин совсем усоп, он разложился на плесень и на липовый мёд» — песня Егора Летова (группа «Гражданская Оборона») «Всё идёт по плану»

Глава 10

Не хочу замуж!

— Прекрасны поля… — пел тонкий голосок.

Я нахмурилась, пытаясь отгадать — чей? Эллен? Да нет, пел явно мальчик, хоть и высоким хрустальным голоском.

— … ещё прекраснее леса, одетые в летний наряд, — вторило ему сразу несколько голосов, среди которых я узнала и голос Этьена.

Мы с отцом и братьями стояли на паперти перед храмом — ждали жениха. Мельник с семьёй задерживался. Может быть, как раз именно из-за этого крестного хода? Я сжимала в руках букет. Как же я плакала тогда! Как просила друга не уходить, не бросать меня одну. И Этьен, он тоже плакал. Зелёные глаза быстро покраснели от слёз.

— Пойми, мне Христос велел.

— Ну и зачем тебе этот проклятый гроб Господень? Ой, прости, Пречистая!

— Не бохульствуй, Кэт. Пожалуйста. Понимаешь, его пытались отвоевать кровью. А святыню нельзя — кровью…

Он был уверен, что небо отверзется, море расступится, а земля поглотит сарацин перед чистыми безгрешными сердцами.

— Именно дети, то есть мы, понимаешь? Это же и в Писании сказано: пустите ко Мне детей. Помнишь, священник читал в прошлом году? Неужели ты не веришь?