Такие обычно компенсируют недостаток мозгов грубой силой. Быстрое сканирование подтвердило первое впечатление — мощный поток жизненной энергии, но каналы силы грубые, неразвитые. Использует магию как дубину.

Слева расположились две девушки. Одна — типичная отличница, с аккуратно заплетёнными косичками и стопкой идеально прошитых конспектов. Вторая — полная её противоположность.

Начало занятия ознаменовалось тем, что преподаватель лениво поднялся из-за стола и негромко произнёс:

— Тишина в классе.

Преподаватель начал что-то объяснять про кристаллы и печати, но я никак не мог сосредоточиться. Всё казалось неправильным, кривым, как детские каракули по сравнению с каллиграфией мастера.

Словно в моём мире… кажется в моём прежнем мире всё было иначе. Чётче. Совершеннее. Эти примитивные схемы вызывали только раздражение.

— Господин Волконский! — голос преподавателя вырвал меня из размышлений. — Раз уж вы так внимательно слушаете, может, поделитесь своими знаниями с классом? Ваша сестра, помнится, была лучшей по магическим печатям. Посмотрим, что умеете вы.

Я неохотно поднялся. На доске красовалась сложная схема — вроде бы призывная печать, но какая-то корявая.

— Здесь четыре ошибки в северном секторе, — указал преподаватель. — Найдите их и исправьте.

Я взглянул на руны. Действительно, четыре знака были начертаны неверно. Но дело было не только в них — вся конструкция казалась неправильной, будто кто-то пытался собрать часы из деталей разных механизмов.

Исправив указанные руны, я заметил ещё один критический просчёт в базовом контуре.

— Простите, но здесь ещё одна ошибка, — я указал на руну в центре. — Это же призывная печать? В базовом контуре нарушен принцип равновесия потоков.

— Чушь! Вы хотите выпендриться, господин Волконский! — раздраженно отрезал преподаватель. — Это классическая схема из учебника.

По классу прокатился приглушённый смех.

— Довольно! — преподаватель побагровел. — Если вы такой умный, покажите, как надо!

Я потянулся за огромной деревянной линейкой. Древняя, как сама академия, она была вся в зазубринах и чернильных пятнах.

Резко дёрнул на себя — острая заноза вошла глубоко под кожу. Мельком отметил боль, но был слишком увлечён исправлением схемы, чтобы обращать внимание на такие мелочи.

— Вот здесь, — я начал быстро перечерчивать руны, — поток должен идти по спирали, а не замыкаться. И здесь… — линейка скользила по доске, оставляя чёткие линии, — нужен компенсирующий контур.

Последняя руна встала на место. Я отступил на шаг, довольный своей работой, и тут заметил, как по линиям печати растекаются тёмные капли. Взглянул на палец, потом на доску, опять на палец. Блядь! Моя кровь…

Когда только успела?!

Схема внезапно начала наливаться красным светом. В воздухе запахло озоном, волосы на затылке встали дыбом.

— Твою мать! — только и успел выдохнуть я, когда пространство вокруг схемы начало искривляться.

Всех ослепила яркая вспышка, за ней последовал взрыв и ударная волна…

Аркадий Николаевич Полозов.

Полозов шёл по длинному коридору административного корпуса. Студенты, попадавшиеся навстречу, торопливо прижимались к стенам, стараясь стать как можно незаметнее. И такое «уважение» его полностью устраивало — за двадцать лет преподавания он научился ценить власть страха куда больше, чем власть уважения.

Наконец впереди появилась массивная дубовая дверь с табличкой «Ректор Имперской Академии Магии В. С. Чарский». Полозов коротко постучал и, не дожидаясь ответа, вошёл внутрь.

За массивным столом красного дерева сидел Вениамин Сергеевич Чарский. Его длинная белая борода в сочетании с серым костюмом безупречного кроя создавали образ человека, привыкшего к власти.

На переносице поблёскивали дорогие очки в тонкой золотой оправе, на запястье — платиновые часы. Солидно, без показной роскоши, но каждая деталь говорила о положении владельца. На краю стола стоял МАГбук, по экрану бежали строчки биржевых сводок.

— А, Аркадий Николаевич, — Чарский улыбнулся той особой улыбкой, от которой у многих холодело внутри. И на самом деле, было немало людей, которые предпочли бы увидеть гнев ректора, чем эту его спокойную улыбку. — Присаживайтесь. Коньяк?

— Благодарю, не сейчас, — Аркадий опустился в кресло. — Вам наверняка доложили… у нас проблема с распределительным артефактом.

Чарский неторопливо отставил бутыль. Его движения оставались спокойными, но Полозов успел заметить, как чуть сузились глаза ректора за стёклами очков.