Шрифт:
— Эй! — я перехватил её руку и мягко, но уверенно отвел в сторону. — Давай без рук, сестрица!
На секунду в кабинете повисла мертвая тишина. Я заметил, как расширились глаза Екатерины — похоже, «маленький братик» никогда раньше не позволял себе такой дерзости.
— Что это с тобой? — она нахмурилась, внимательно вглядываясь в мое лицо. — Ты какой-то… другой.
— Екатерина Сергеевна, — вмешался старший из безопасников. — Раз уж вы здесь… Скажите, в вашей семье кто-нибудь практиковал магию призыва?
Сестра медленно опустилась в кресло, все еще не сводя с меня настороженного взгляда:
— Призыв? Нет, у Волконских испокон веков была предрасположенность к боевой магии. Хотя… — она на мгновение задумалась. — Наша мать… она экспериментировала с призывом. Но это было давно. Мы были совсем детьми…
Я уловил, как дрогнул её голос на слове «мать». Интересно… В памяти тут же всплыл образ красивой женщины с добрыми глазами, но он тут же растаял. Ненавижу эти обрывки чужих воспоминаний — они появляются и исчезают совершенно хаотично.
— Господа, теперь позвольте мне поговорить с братом, — голос Екатерины стал неожиданно мягким, но в нём слышались стальные нотки. Она указала на дверь, и я понял — спорить бесполезно.
Мы вышли во внутренний двор академии. Вечернее солнце окрашивало старые стены в теплые оттенки, где-то вдалеке слышались голоса студентов. Екатерина тяжело опустилась на скамейку, и я заметил, как она немного поморщилась от боли в раненой ноге.
— Знаешь, Дима, — она смотрела куда-то вдаль, — иногда мне кажется, что ты живешь в каком-то своем мире. Словно не замечаешь, что происходит вокруг.
Она помолчала, теребя край форменного рукава:
— Ты хоть представляешь, как тяжело удерживать наше поместье? — её голос дрогнул. — После смерти родителей всё легло на мои плечи. Арендованные земли, налоги, долги… Каждый месяц приходят векселя, и если хоть один не погасить вовремя — прощай родовое гнездо. А знаешь, какие проценты дерут ростовщики? — она горько усмехнулась. — Думаешь, почему я берусь за самые опасные задания? Почему выпрашиваю путевки в тыл, где платят втрое больше?
Она на секунду замолчала, теребя рукав формы:
— На прошлой неделе ходила в рейд. Засада… Командование предупредило — шансы выжить один к пяти. Зато премия тройная, — она невесело усмехнулась. — А что делать? Либо рискуешь жизнью, либо теряешь всё, что осталось от нашей семьи.
Её пальцы сжались в кулак:
— И знаешь, что самое страшное? Не то, что могу погибнуть — к этому привыкаешь. Страшно, что если что-то случится… если не вернусь с очередного задания — что будет с тобой? Ты же еще совсем мальчишка, Дима. А вокруг столько желающих растащить остатки состояния Волконских…
Я молчал, пытаясь собрать мозаику из обрывков чужих воспоминаний. Поместье? Земли? В голове мелькнул образ старого особняка с колоннами.
— А ты! — она резко повернулась ко мне. — Ты, единственный родной мужчина в моей жизни, тот, кто должен быть опорой… Что ты творишь, Дима? Как ты это сделал? Как умудрился призвать тварь из бездны?
Я отвел взгляд, не зная, что ответить. Как объяснить, что я не тот Дмитрий, которого она знает? Но у меня возникло желание освободить эту девчонку от груза ответственности, который лежит на её хрупких, женских плечах.
Екатерина, видимо приняв мое молчание за упрямство, попыталась отвесить мне подзатыльник — привычный, судя по движению, жест старшей сестры. Но на этот раз что-то пошло не так. Моя рука взметнулась, перехватывая её запястье — чисто рефлекторное движение, отточенное годами тренировок в прошлой жизни.
— Ого! — она удивленно присвистнула. — А ты изменился, братишка. Полгода тебя не видела, а ты уже с такой сноровкой! Где научился?
— Практиковался, — уклончиво ответил я, мысленно проводя диагностику её ранения. Так и есть — осколочное, с повреждением мышечной ткани. Ничего сложного для опытного целителя.
Она вдруг полезла в карман и достала массивный перстень.
— Держи, — она протянула его мне. — Это родовой перстень. Отец хотел лично вручить его тебе, но… — она запнулась. — В общем, он должен быть у тебя. Пусть все видят, что ты дворянин, а не какой-то там…
Я принял перстень, чувствуя его тяжесть. Странное ощущение — словно принимаешь не просто украшение, а целую судьбу, со всеми её обязательствами и долгами.
— Хотя, — она усмехнулась, — после сегодняшних подвигов ты и так стал самым известным первокурсником. Весь первый курс только и говорит о парне, который стулом завалил тварь из бездны.