— Я обещал жену брату моему Кариолану. Брат мой Кариолан получил жену. Но кто я такой, цтобы разбудить ту, цто спала? В моём сердце нет доброты. Я не обещал, что женой Седьмого ворона станет дева из пророцества.

Каган сузил глаза, разглядывая наглеца. Эйдэн улыбался, и я вдруг поняла, что его сейчас убьют. И что он знает это. И знал задолго до сегодняшнего дня.

— Повелитель, — мягко сказал мятежный ворон, — ты видел: дева проснулась. А знацит, пророцество сбылось. Веди нас на Великое Ницто, семеро готовы идти за тобой.

Глаза кагана округлились, лицо выразило непонимание. Эйдэн вскочил на ноги, выхватил саблю, салютуя и крикнул что-то на своём языке. Очень громко крикнул, и раньше, чем мир потонул ответном в рёве войска, Кара успела перевести:

— Да славится Охраш, Великий победитель Великого Ничто! Да здравствует тот, кто поведёт семерых против Тьмы! Да сбудутся пророчества!

Каган посерел, но, судя по всему, ничего не мог возразить. Видимо, где-то существовало ещё одно пророчество, по которому именно ему нужно было вести войско в последнюю битву. И, возможно, разбудив Аврору, Эйдэн подвёл необратимую черту.

Когда восторженные вопли сотен тысяч людей смолкли (а это случилось не скоро), а мои уши вновь обрели способность слышать, Эйдэн поцеловал саблю и с откровенным вызовом глядя в глаза своего господина, вновь провозгласил:

— Моя жизнь — тебе. Моя сабля — тебе. Веди нас в бой, повелитель.

— Вас должна повести дева, — вполголоса прошипел каган, его ноздри широко раздувались от бешенства. — Пророцество…

Но Эйдэн вдруг его перебил:

— Дева во главе войска — позор войску. Кто пойдёт за слабой женщиной? Дело девы — проснуца поутру. Дело владыки, друга Солнца, Луны и звёзд — вести в битву своих воронов.

— Вы не мои, вы её вороны, — ещё тише прошипел каган. — Вы служите мне до её появления…

Вороны поднялись, мы с Карой тоже. По лицу Эйдэна я поняла, что владыка попался в западню. Ворон ухмыльнулся с таким торжеством, что каган отпрянул.

— Тогда освободи нас от клятвы тебе, — бесстрастно и негромко предложил Третий. — Освободи, и мы сомкнём крылья вокруг Утренней звезды.

Они уставились в глаза друг другу, словно скрестив оружие. Остальные шестеро молча и безучастно смотрели на противников. Похоже, выбора у Охраша не было: либо вести воронов на явную погибель и погибнуть самому, либо освободить от клятвы верности и — я не сомневалась в этом — быть тотчас убитым Эйдэном. А в том, что вопреки присутствию орды кочевников ворон сможет это сделать, я не сомневалась. Более того, каган, очевидно, тоже не сомневался.

— Я поведу вас, — внезапно сдался Охраш. — Поведу вас сам.

Войско вновь взорвалось рёвом, мне кажется, даже земля дрогнула. Воины забряцали оружием, а я успела заметить быстрый ненавидящий взгляд повелителя на своего ворона.

— Кто ты, женщина? Как твоё имя?

Это уже относилось ко мне. Я испуганно посмотрела на убийцу жены Эйдэна. И его дочери.

— Моё имя — Элис. Я — женщина.

Не. Ну а что? Всё верно, вроде. В войске послышались смешки. Каган снисходительно посмотрел на меня.

— Ты беременна? — спросил нелюбезно.

Я оглянулась на Кариолана и увидела, что его зрачки расширились. Но Седьмой ворон тут же нахмурился, преодолевая естественный страх, и, облизнув губы, шагнул вперёд.

— Это моя вина… — начал он, но я тут же его перебила, не раздумывая:

— Да.

Где-то справа коротко и сердито выдохнул Эйдэн. Нет. Ну а что? Не хочу, чтобы Кара наказали лишь за то, что он не стал требовать от меня выполнения супружеского долга. И я прямо посмотрела на кагана. Больше всего я боялась, что Кариолан оспорит это утверждение, или задаст какой-нибудь тупой вопрос в стиле: «а от кого?», но муж молча благодарно сжал мою руку.

— Это может быть девоцка, мой повелитель, — как бы между прочим заметил Эйдэн, — они иногда тоже рождаюца.

— Тебе виднее, — не без иронии отозвался каган.

— Виднее. Люблю их. Больше, чем мальциков.

— Оно и видно, — буркнул каган, а вслух громко заявил: — Раз жена Седьмого ворона беременна, то мы выезжаем завтра утром. Все, кроме Эйдэна, Третьего ворона. Он останется поберец жену брата своего и, если родица девоцка, восстановит семя брату своему.

Я дико глянула на Эйдэна. На миг он прищурился озадачено, но затем ухмыльнулся и уже хотел что-то сказать, когда Кариолан резко возразил:

— Если Эйдэна не будет с нами, мы погибнем все. Семь воронов едины и не раздельны.

Каган, казалось, заколебался:

— Видишь ли, Кариолан, я боюсь, цто Эйдэн солгал нам, и Спящая не проснулась. Раз никто из вас не видел её пробуждения, как можно знать это наверняка? Но Великое Ницто наступает, и я поведу вас против него.

— Но свет же…

— Мы не можем рисковать, не зная наверняка, — пафосно заявил каган.

Щека Эйдэна дёрнулась. Неужели он не ожидал такого выпада? Или это от смеха?