Мне вспомнился случай в Дрюниной пещере, когда та женщина в кровавом доспехе, что лежала на холодном полу, вдруг умерла после моего путешествия по её кишечнику. А после Дрюнин меч рассыпался в прах. Любопытно, но почему остальные воины тоже рассыпались в прах? Я, конечно, не спец в этих вопросах размножения «кровокожих», и свечку не держал, но думается мне, что в таких группах всегда имеется «кровокож»- мама, странствующая в окружении своих выродков. Убил её — убил всех. Других мыслей сейчас нет. Да и думать сил нет. Моё любопытство выискивало совсем иные нюансы.

Оружие.

Больше всего меня интересовал вопрос — каким оружием были вооружены воины этой деревни?

«Дланью праха» герцог смог поразить… убить «кровокожа»! А это не хухры-мухры заявочка, бля!

Допустим я вот такой сижу тут за столом, попиваю местной браги, покуриваю, а оказывается, что в любой момент обожравшийся синьки Колег может рухнуть со своего стула и сломать руку. Допустим. И допустим, я встану перед ним на колено, начну оказывать первую помощь, а он, от дичайшей боли начнёт своим открытым переломом вертеть у моего лица. Одно неловкое движение — и в горле у меня кость моего собутыльника. Типичная картина дворовых пьянок. Но не сейчас!

Колег запрокинул еще одну кружку, которой я потерял счёт. Огромный кадык заелозил под бледной кожей, словно живой кролик в теле питона. Тонкая блестящая струйка потекла с уголка губ. Осушив кружку до последней капли, он ставит её на стол, отрыгивает. Локон его сальных волос застревает у него во рту. Он жуёт их, причмокивая губами. А потом ладонью вытирает уставшее лицо, снимая глянец с израненных губ и вынимая влажную волосню изо рта.

Я смотрел на этого человека и испытывал отвращение. Весь его вид, каждое движения. Сейчас, в состоянии не стоянии он казался жалким. Но не мне его судить. У них тут свой быт, своя житуха. И все мы, в те редкие моменты, когда нам удаётся по-настоящему отдохнуть от всего: от смертей, от сражений и боли, вправе вести себя как нам угодно. Колег был измотан, длительный стресс высосал из него с десяток килограмм, что бросалось в глаза. Грязная рубаха была явно на пару размеров больше, а через огромный ворот мне были видны выступающие на блестящей коже рёбра. И шрам. Тусклого освещения в зале вполне хватило рассмотреть огромный синий шрам, рассекающий почти мальчишескую грудь от подмышки до подмышки.

— Что уставилась? — промямлил Колег.

Я оторвал взгляд от исхудавшего тела и поднял глаза. Колег говорил со мной. Озлобленные глаза должны были напугать меня, или навести жути, но мне хотелось рассмеяться. Я сдержал себя, мужик держится стойко, моральные силы ему еще понадобятся.

— Колег, — сказал я, не отрывая от него глаз, — в тот день, когда «кровокожи» наградили тебя этим шрамом…

— Это не награда! — взревел Колег и ударил кулаком по столу. Убрав глаза в сторону, он помолчал, уставившись в угол, а потом спокойным тоном промолвил, снова уставившись на меня: — Это не награда! Это мой позор! Я должен был замертво рухнуть рядом со своими друзьями! Но я выжил…

— Этот шрам ты заработал в бою, — остудил его Дрюня. — Такова твоя судьба. Носи его с гордость, и не прячь от посторонних глаз!

— Тебе не понять! Монстр…

Дрюня заметно напрягся, на губах хрустнула высохшая корка гноя, да и сам он весь издал противный звук, словно в огонь кинули освежёванную шкуру волка — и шерсть начала тут же вспыхивать, плавиться и трещать. Но «монстр» не двинулся. Так и остался сидеть, безобидно уставившись на Колега. Дрюня прекрасно всё понимал, терпению ему не занимать.

— Колег, в тот ужасный для вашей деревни день что вы сделали с трупами? — спросил я.

— Инга, я же тебе всё рассказал. «Кровокожи» словно осыпались пеплом. Тонкие куски отваливались от доспехов, а на землю падали хлопья залы. Если бы в этот день дул сильный ветер, армию «труперсов» в миг обратило бы в чёрную дымку, которая бы скрыла от солнца всю деревню.

— Колег, я про другие трупы.

— Про другие?

— Да, хочу знать, что вы сделали с человеческими трупами? С телами поверженных воинов, — уточнил я, чтобы в пьяной голове больше не возникло лишних вопросов.

— Что… что мы с ними сделал… — мужчина как-то мутно начал оглядываться по сторонам, словно не замечал нас. Воцарившееся молчание нарушал лишь треск углей в печи и мерное сопение Кары. Возможно, наш с Дрюней пристальный взгляд заставил хозяина успокоиться, замереть. Его глаза опустились на колени, которые он начал растирать руками. — Мы… мы сожгли трупы. Как и всегда. Отравлять землю, что нас кормит — преступление.

— И всё? — спросил я. — Вот так взяли и сожгли?

— Да, вот так взяли и сожгли! — на блестящем от пота мужском лице вздулись вены, как дождевые черви. — А к чему эти расспросы, Инга?

— Кости, — сказал я.

Закованное в гнойный доспех мускулистое тело Дрюни накренилось в мою сторону, вопросительный взгляд не заставил себя долго ждать. Пришлось задать вопрос несколько иначе:

— Колег, что вы сделали с человеческими костями?

Бетонный взгляд обрушился на мои плечи. Такой тяжести и хмурости мне еще не приходилось лицезреть. Я знал куда давить, и, видимо, надавил точно на чувствительный нерв. На столько чувствительный, что мужчина так и не открыл рта. Закипающую внутри него злость отразил побелевший шрам на стиснутых губах. Ну хорошо, давай еще надавим: