Содержимое сундука звякнуло.

— Ну-ка, Рустам, неси ломик…

Повозиться пришлось изрядно. Наваливались на лом все втроём, но в итоге одолели. И с трудом вытащили.

А когда открыли — разинули рты от удивления.

Впрочем, чему удивляться. То ли за праведные врачевательские труды, то ли за труды менее праведные на лоне порноиндустрии, если таковая в княжестве имелась — прошлый доктор получал щедрые вознаграждения.

Мы насчитали сорок две бутылки. В основном, старых и пыльных, но были и достаточно новые. Парочка — огромных для этого мира, литровых, с шампанизированным вином. С десяток — поменьше, поллитровые, с фирменными этикетками. Виски, коньяк, текила… Североевропейские, канадские. Остальные — мелкие, от трёхсот до ста миллилитров.

Ещё обнаружилось несколько колб, реторд и мензурок, в которых легко опознавалось оборудование алхимика. А на парочке бутылок я опознал очень знакомый герб.

— Ого! Это же…

— Это всё незаконно, — не дал мне договорить Станислав. — Это надо всё… утопить в речке, сжечь, или вроде того.

— Ты же доктор? Ты же в курсе, что это может быть не только вредно, но и полезно?

Он поёжился.

— Нет, конечно, у нас была практика, и я пару раз даже применял потом эликсир лечения…

— Ранг «Абитурьента» у тебя?

Штирц кивнул.

— Но это незарегистрированный алкоголь, а у нас нет лицензии алхимика. И сейчас ранги, говорят, будут отменять… И он нам не принадлежал.

— Я могу просто забрать всё, — предложил я, усмехнувшись. — Раз тебе не нужно. Не знаю, сколько сейчас это стоит на чёрном рынке, но это как минимум — несколько миллионов.

Доктор замолчал. Он и сам понимал, сколько это стоит. Как и понимал, что этого всего просто не могло не оказаться в этом месте, и что это большая удача. Но образование и правильное воспитание неизбежно врубали очень серьёзные барьеры в голове.

Я же давно понимал одну очень простую, хоть и стрёмную истину: обычными, ординарными методами невозможно добиться неординарных доходов. Так везде, при любом строе, в любом государстве. В любой реальности.

И речь тут не о каких-нибудь жутких преступлениях, вроде торговли людьми или разного рода совсем уж запрещённой дрянью. Нет, туда бы я точно лезть не стал, и никому не советую. А вот алкоголь…

Алкоголь в этом мире, особенно дорогой, был совсем не тем, что в моей прошлой жизни. Там, конечно, тоже многие олигархи в девяностые построили свой бизнес, сперва торгуя вагонами палёной водки, а потом постепенно переходя на что-то куда более серьёзное. Здесь же это был стратегический ресурс, очень сильный, мощный, и в категориях теневого рынка помещался куда-то между оружием, драгоценностями и ядерным топливом. Следовательно, я сразу попадал не в разряд барыг-самогонщиков, мелкой швали и тому подобных личностей. А в разряд элитариев подпольного мира, очень опасных и очень серьёзных.

Но просто так забрать эти бутылки я не мог.

— Ты знаешь, что будь на моём месте кто-нибудь другой, например, тот же Замойский, он бы не раздумывая пустил тебе сейчас пулю в лоб, — проговорил я. — Просто потому что ты теперь знаешь. И видел. Я этого делать не буду никогда. Ты мой друг, и я тебе верю. Теперь просто тебе тоже нужно поверить. Я займусь. Мы продадим это, частями или целиком, а остаток поделим.

— Соглашайся на половину. Платоныч дело говорит, — поддакнул Рустам.

— Хорошо, — после некоторых раздумий, ответил врач. — Я их потрачу на покупку оборудования для кабинета.

Я кивнул. Главное, что доктор нашёл компромисс в своей голове.

— Половину будем хранить здесь, половину — во Фламберге. Пару бутылок попробую сбыть на неделе. Ну и, господа, надеюсь, все понимают, что распространяться об этом не стоит.

На этом и порешили. Штирцей оставили обустраиваться. Пару бутылок — одну поллитровую красного и трёхсотчик крепкого, какого-то из каролинских виски — я перепрятал в машину. Время клонилось к закату, но мы решили завершить ещё одно дельце, о котором то и дело вспоминали.

— Слушай, Рустам. Помнишь, ты же получил надел, я видел документы. Уже был там?

— Не был, Александр Платоныч, когда мне, всё никак, то одно, то другое. Зверь этот, и прочее. А документы, вот они! Так и лежат.

Он достал из бардачка свёрнутую рулончиком бумажку.

— Но тут рядом?

— Да, вверх по Четвёртому ручью.

— Тогда поехали, сходим. А то когда ещё здесь окажемся.

Мы прокатились выше, мимо безлюдных полей, зарослей кустарника и заболоченной местности.