А затем — кладбище. Сперва старое, полузаброшенное, потом — с новыми могилами и вполне основательными памятниками. Затем дорога пошла в гору, к южному хребту, и мы уткнулись в стальные решётчатые ворота. Над ним висела криво намалeванная табличка:

«Владения семьи Макшейнов. Если вам дороги жизнь и здоровье, держитесь подальше».

— Макшейны… шотландцы? — хмыкнул я и вышел из машины. — Из Панамы, поди.

Рустам последовал за мной, прихватив карту.

— Селяне, когда в осаде сидели, говорили что-то про Макшейных.

— Что именно говорили?

— Что «эти — точно не придут»… Сами по себе. И к себе никого не пускают, скупые, прижимистые. Так, по плану — у нас вон то поле, — сказал Рустам, вглядываясь в карту. Вон там холм, вот изгиб ручья…

— Всe верно, — кивнул я. — Только не кажется тебе, что твоe поле уже кем-то засажено?

А все поля впереди действительно были распаханы и уже вовсю зеленели. Налево и направо от дороги шли натыканные через каждые десять метров столбы с натянутой сеткой и колючей проволокой поверху. За ними — острые метровые колья. Дорога впереди наискосок вся перекрыта несколькими мощными цепями. Вдалеке, в километрах двух выше по течению, виднелись частокол, за ним — приземистые дома и хозяйственные постройки. А ближе, в метрах трёхстах, между ручьём и дорогой — что-то вроде наблюдательной вышки. Рядом с вышкой паслись на привязи две кобылы.

Я аж присвистнул от удовольствия! Настоящая крепость! Я думал, что такая есть только у Замойских. Впрочем, селяне упоминали и про этих. С какой-то смесью опаски и уважения.

С вышки спустилась и подошла к лошадям фигура, это был мужчина в килте. Ну точно шотландцы. Незнакомец отвязал лошадь, бодренько запрыгнул и выдвинулся в сторону частокола. А навстречу ему через пару минут от усадьбы поскакали ещё два всадника, подняв пыль на дороге.

— Ну-ка, пойдём, пообщаемся, — сказал я, смело протиснулся через ворота и зашагал вперёд.

Мы не успели пройти и пятидесяти шагов, как с вышки кто-то прицелился и пальнул.

Из снайперки. Ровно в метре перед моими ногами, явно показывая намерения.

Значит, теперь мы на мушке. Значит, теперь либо поскорее сматываться, либо стоять на своём, надеясь на благоразумие.

Да. На благоразумие малознакомых фермеров, огородивших участок колючей проволокой. Рустам инстинктивно схватил в руки автомат, плюхнулся в кусты у дороги.

— Серьёзные ребята, — констатировал я. — Тише, тише, Рустам! Убери ствол! Давай-ка мы остановимся.

Я падать не стал, достал дробовик, демонстративно отвёл на вытянутой руке в сторону. Рустама тоже поднял. Крикнул:

— Эй! Мы поговорить!

— Мы не ждали гостей! — раздался голос из мегафона в вышке. — Стойте где стоите!

А скакуны тем временем уже приближались. Двое всадников, один впереди, помоложе, в брюках, с весьма солидным стволом, наставленным на нас. А второй был стариком. Но таким стариком, с которым лучше не встречаться на безлюдной дороге.

Килт, цветной берет, армейский кортик на перевязи. Беззубый, кривоносый, а лицо злое-злое. А конь — гнедой, крепкий, очень красивый.

— Вы кто такие! Я вас не звал! — прошепелявил он. — Убирайтесь отсюда, а не то скажу своим внучатым племянникам пальнуть!

— Меня зовут Александр Платонович де Онисов. Я новый хозяин Фламберга…

— Фламберга? — старик поменялся в лице, спрыгнул с лошади. — Я не ослыш-шался? Ощ-щень интересно. Это как это так может быть? Ты убил Антона Замойского?

— Нет. Пока нет. Я выиграл Фламберг в карты.

Старик пару секунд обдумывал услышанное, а затем разошёлся хриплым смехом, переходящим в кашель.

— Серьёзно? Погоди, а ты не тот ли паренёк, который грохнул Живодёра? Видал утром в газетёнке.

— Тот. Разрешите узнать, с кем я имею честь общаться?

— Меня зовут Осип Эдуардович Макш-шейн. Эт моя земля. Моего рода. Вот уже два столетия. Начиная от ворот и до вон тех ш-шкал.

Мы переглянулись с Рустамом. Я жестом попросил бумаги.

— Есть небольшая проблема, Осип Эдуардович. Мой сподручный, как и любой другой новопоселенец, получил из рук князя грамоту, по которой четыре гектара принадлежат нам.

— Пусть подотрётся своими!.. — начал паренёк, оставшийся в седле.

Но старик жестом его остановил и принялся перелезать через цепи, нас разделявшие:

— Нет-нет, мы, конечно, позволим сейчас показать этим сударям швои пиш-шульки… Ну-ка, давай сюда…

— Вы же дадите слово офицера, что мне не придётся восстанавливать эти бумаги?.. — начал я, но тот грозно зыркнул на меня и принял документы.

— Слово офицера, говоришь? Если это подделка, то я зашуну их вам… так… бумага гербовая… печать княжеская… нотариус… квадрат… Вот дерьмо! Это чего, выходит, Аскольд, твой папаша вот этот луг нам незаконно прирезал? Я же трижды спросил его, когда я отправлял в город, даёт ли графство добро на расширение! Он трижды клялся, что заплатил! Вот нерадивое семя!