Перед тем, как они пошли к ремесленнику, Звягинцев рассказал Годфрею, что такое договор, как он заключается в его мире, как в нем пишут о санкциях за нарушение, упомянув гражданский кодекс, суды и приставов.

— Как у вас все сложно, — сказал маг и тяжело вздохнул.

На его почти каменном лице отразились какие-то неясные эмоции.

— А у вас как это происходит?

— У нас проще. Мы обговариваем условия и даем друг другу честное купеческое.

— А если кто-то обманет?

— В этом случае он рискует уронить свою репутацию.

— А если спор между ними возникнет?

— Тогда они идут к местному феодалу, чтобы его разрешить. Если спор произошел на территории замка, то идут к лорду, который владеет этим замком. Или к деснице лорда, если спор не очень серьезный. Если спор серьезный, то едут в столицу, к деснице короля. В крайнем, очень крайнем случае, спор разбирает сам король.

— А судей разве у вас нет? Если споров будет очень много? А у лорда и тем более короля есть же и другие дела.

— Тогда спорящие терпеливо ждут, когда их рассудят. Но обычно стараются не спорить и не нарушать договоренностей.

— А если кто-то из спорящих сбежит?

— Будут искать, в меру возможностей. Объявят вне закона. Если поймают, то опять же, в зависимости от важности преступления, ведут на суд или к местному феодалу, либо к самому королю. Если это мелкий воришка, то его может вздернуть на виселицу сам начальник стражи.

— А кто определяет… хм… серьезность преступления? Откуда, например, начальник стражи знает, что это дело ему подсудно, а это не подсудно и надо передать преступника лорду?

— Понятия не имею, — честно признался Гарольд, — я никогда не был начальником стражи, и как-то не доводилось лазить им в мозги. Если это важно, могу при случае просканировать разум местного воеводы.

— Не то, чтобы важно… но такие знания могут быть полезны. Ладно. У нас более насущный вопрос — договор с ремесленником. Тут есть два варианта: либо мы возьмем фиксированную сумму; либо процент от выгоды, которую принесет наш совет. Например, поделить выгоду 50 на 50.

— Слишком сложно. Лучше фиксированная сумма. Но тогда сколько просить?

— А вот это можно вычислить. Надо знать, сколько ремесленник собирается продать доспехов, по какой цене и какова их себестоимость,

— Что?

Пришлось объяснять Годфрею, что такое себестоимость.

— Нет, слишком сложно, — покачал головой тот.

— А как же он прибыль-то свою считает? — удивленно спросил Сергей. — Здесь бухгалтерский учет вообще кто-нибудь ведет?

— Ну, он примерно прикидывает, сколько потратил на материалы, сколько податей князю отдал, сколько может заплатить своим подмастерьям, сколько себе на жизнь останется.

— Ага, значит, какая-никакая, но смета у него есть. То есть, мы можем посчитать, сколько он способен отдать нам за совет, чтобы и нас не обделить, и самому не разориться.

— Боюсь, что он не будет так подробно посвящать нас в свои финансовые вопросы.

— Здрасте! — возмущенно воскликнул Сергей. — Ты же маг-менталист! Поройся у него в мозгах.

— Хорошо, что-нибудь придумаю, — пообещал Годфрей.

Потом они пошли к ремесленнику. На улице было не так холодно, как в прошлый раз, но валил густой снег. Звягинцев снова мог наблюдать, как по улицам несколько лошадей тянут большой вал, которым укатывают улицы.

Цех оказался неподалеку, как и все в этом маленьком городке. Ну как цех, правильнее было бы сказать «мастерская» — помещение хоть и довольно большое, но не такое, как настоящий заводской цех. Здесь стояло несколько столов со швейными машинками, за которыми сидели женщины, одетые в теплые кофты и длинные юбки серых и коричневых цветов. В цеху оказалось довольно прохладно, несмотря на то что в углу стояла действующая печка.

Сергея сразу заинтересовала конструкция швейных машинок. Он стал внимательно рассматривать их, наблюдая за тем, как большая острая игла ритмично протыкает кожу, увлекая за собой суровую нить, которая отматывалась с большой деревянной катушки. Швея, сидевшая за этой машинкой, ловко двигала заготовку одной рукой, а другой она вращала большой барабан. Этот барабан был гораздо больше, чем у швейных машинки советского образца и притом без ручки, только одно большое колесо.

«Должно быть, работать на таком агрегате весьма тяжело, — подумал Звягинцев. — Как же женщина справляется?»

Сергей перевел взгляд на работницу. Покрытое морщинами лицо, дряблые, но сильные руки. Никаких крашеных ноготочков, это только в кино средневековые женщины пользуются косметикой. Сосредоточенный взгляд следит за нитью и иглой.

— Это мой помощник, — раздался говоривший на эльдринском голос Годфрея.

Маг общался с низеньким старичком в строгом сером кафтане, из-под которого выглядывал красный камзол. Он опирался на трость и внимательно слушал, что говорит Годфрей. Звягинцев тоже прислушался, пытаясь понять его речь, но в ней было слишком много незнакомых слов.