Опьянённый всепоглощающей жаждой, он ворвался в полутёмное, освещённое чадящими свечами помещение. Навстречу беспричинно открывшейся двери, с которой слетали все засовы и крючки, выбежал плешивый сухощавый мужичок. Удлинившиеся за секунду ногти Мерлея вспороли его глотку и вырвали заросший щетиной кадык. Хозяин ночлежки рухнул, а Совершенный, перепрыгнув тело, помчался вглубь барака. Двигался и убивал своих «случайных» жертв Мерлей бесшумно, поэтому галдящие в комнатах особи женского пола, как и их отпрыски, ничего не заподозрили. Меньше всего ему хотелось ловить визжащих и разбегающихся по сторонам баб. От приёма пищи нужно получать удовольствие. Началось самое интересное — выслеживание самой беззащитной и нежной жертвы. Как обычно в таких случаях, бывший упырь Мор полагался на свой чуткий нос. Да, теперь у него был настоящий нос, большой, с горбинкой, а не эти две щели, заполненные слизью.

Многочисленные комнаты в бараке, где жутко воняло человеческой едой, молоком и детскими экскрементами, оказались наполовину пусты. Наверное, не всем жителям крепости разрешалось укрываться на территории постоялого двора. Впрочем, это даже облегчало задачу, и Мерлей быстро определился с нужным направлением.

За дверью, где раздавалось нежное пение, благоухала своим чарующим запахом молодая женщина и её дитя. Мерлей занёс кулак, чтобы аккуратно постучаться, но так и застыл. В коридоре замерцал неровный свет, по стенам и полу поползла корявая тень, послышались шаркающие шаги и тяжёлое дыхание. Он обернулся на звуки. Почти заполнив собой весь проход, к нему навстречу, держа в одной руке подсвечник с тремя свечами, а в другой меч, шёл невероятно толстый бородатый мужик. Конечно же, страж его не видел, но и просто разминуться в таком коридоре они не могли. Мерлей не стал дожидаться, когда махина поравняется с ним, пошёл на сближение сам. Несколько невесомых шагов, и его рука подобно копью вошла в незащищённую доспехом грудь воина. Сильная кисть сжала заплывшее жиром сердце, рванула его из заваливающегося на спину тела. Мужик захрипел, но Мерлей зажал его рот ладонью и осторожно опустил толстяка на пол, его вес для него не проблема.

Вид крови ещё больше разжёг в нём желание поскорее насытиться, но источаемый от неё смрад заставил вернуться к намеченной цели. Ещё немного подождав и убедившись, что сюрпризы на этом закончились, Мерлей вернулся к двери. Мать продолжала тихо петь своему ребёнку, а тот отвечал ей невнятным лепетом.

«Это колыбельная, — пришло осмысление. — Что ж, она же и станет прощальным песнопением».

Он негромко, но настойчиво постучал в дверь. Зачем шуметь и ставить всех на уши, когда в этой комнате ждёт всего лишь приятное начало кровавого ужина.

На привале в тени одной из скал Ясмина рассказала спутникам об известных ей ловушках, что устраивали жители Руин, предположив, что некоторые из них могут применяться и гоблинами.

— Согласен, наши миры очень похожи, — сказал Илья, отхлебнув из бурдюка тёплую воду. — Здесь, как и у нас, любят охотиться и убивать.

Годогост лишь кивнул, соглашаясь. Подавленное состояние гмура передалось и другим, но молодые люди всячески пытались с этим бороться. Одним из вариантов в редкие моменты передышки были разговоры на отвлечённые темы. Однако о чём бы ни заходил разговор, итог был один — всё сводилось к потере магических способностей.

— Ребятки, это страшно, — в очередной раз пожаловался маг-самоучка. — Большую часть меня словно бы вырезали или отрубили, оставив в душе кровоточащую рану. Конечно, оно и понятно, кто я такой — всего лишь маленькое недоразумение, которому по какой-то причине досталась частичка великой силы Алины Святогоровны[30]. Как её получил — случайно, так и потерял.

На этот аргумент у ребят не нашлось никаких реплик, кроме стандартных: «Это всё временно…» и «Магия вернётся, надо набраться терпения».

Но вскоре пролегавшая вдоль каньона тропа всё же отвлекла гмура от его проблемы. Он один знал этот опасный путь и чувствовал ответственность за своих молодых спутников. С одной стороны дорогу обрамляла стена из скал, с другой — была пропасть, где, отражая на своей глади серо-коричневые скалы, лежало почти идеально круглое озеро. Вытянутый клочок суши, расположившийся посреди воды, и вправду напоминал вертикальный зрачок, как у пресмыкающихся. Стало понятно, почему падь назвали Змеиный глаз.

— Красиво-о-о, — с восхищением протянула Ясмина, на секунду взглянув вниз, но быстро спряталась за Ильёй и добавила тихо: — И страшно.

Последние слова она произнесла почти шёпотом, голова закружилась, и она вцепилась в руку парня, едва не упав. Голову пронзила игла боли, вызвавшая в глазах ослепительно-белую вспышку.

— Ты чего, так испугалась, что ли? — улыбнулся Илья, легко подхватывая пошатнувшуюся смуглянку. — Двигайся вдоль скалы, раз так сильно высоты боишься.

— Нет, — сквозь сжатые от боли зубы выдавала Ясмина и неуверенно добавила: — Дело не в высоте, её я не боюсь. Само место — это странное озеро, похожее на глаз, жутко стало, когда вниз посмотрела, будто кто-то живой, недобрый смотрит. Да и голова резко заболела, может быть последствие удара. Силы на вас все потратила, раны заживила, а про себя забываю.

— Сударыня, ежели хвораешь и силы закончились, ты говори, не стесняйся, почаще привалы будем делать, — с теплотой и беспокойством смотря на девушку, произнёс Годогост.

— Нет, нет, всё в порядке, я не устала, идём дальше. Вон уже солнце к закату катится, скоро темно станет, а я бы не хотела ночевать на холодной каменной тропинке над пропастью.

Дорога вдоль ущелья, постепенно забирающаяся вверх, стала шире и извилистей. Всё чаще появлялись препятствия в виде огромных источенных стихиями булыжников. Их будто бы специально накидали на пути. Ненавязчивый тёплый ветерок стал набирать силу, благо дул со стороны каньона и не пытался сбросить троих смельчаков, а наоборот, прижимал их к скалам, прятавшим вершины в туманной дымке.