Тот же самый парик с какими-то уложенными кудряшками Берта всё равно что над паром подержала. Точнее, держала Жанна, Мари аккуратно обрызгивала водой, а она водила ладонями вокруг, и от тех ладоней шёл пар. После процедуры кудряшки стали выглядеть значительно чище.

— Переуложить бы, — Берта оглядела парик критически.

— А может быть, я просто помою голову? — решила встрять я. — И мы как-нибудь уложим мои волосы?

Вообще сидящая тут же и с восторгом наблюдавшая за всем Тереза была именно что с причёской из собственных волос. Тёмные локоны уложили в аккуратный узел на затылке, пару кудряшек вокруг лица выпустили наружу, да и всё. Может, мне тоже так можно?

Пока же мои волосы были заплетены в непрезентабельную косу непонятного серого цвета. Коса заканчивалась ниже лопаток.

— Не успеем уже, госпожа, — пожала плечами Берта.

— Завтра утром? — тут же среагировала я. — Или вечером, после ужина? Чтобы до утра волосы высохли?

— Волосы-то высушим, — кажется, Берте понравился мой настрой. — Но вы ж, говорят, пока ещё нетвёрдо на ногах стоите?

— Вот вымоюсь — и буду стоять твёрдо, — уверенно сказала я.

Кажется, все они не были так уверены, но не стали спорить. Да и мне сначала нужно было перенести ужин, а там будет видно.

Меня снова облачили в знакомое лиловое платье, только теперь Берта что-то сделала с лифом, и он стал выглядеть — будто точно по мне. Аккуратно. И посвежевший парик тоже стал симпатичнее, и вообще нужно бы ногти подпилить, и руки бы на ночь каким кремом намазать, просто чтобы стало поприличнее, да? Чистый и ухоженный человек всегда вызовет больше симпатии, чем неряшливый и абы как одетый. Нужно постараться, в общем.

А в уже знакомой комнате меня поджидал сюрприз — кроме баронессы и её сына, за столом восседал плотный высокий мужчина, одетый в серое сукно, но с крупными серебряными пуговицами. На голове парик, на носу бородавка. И кто это такой?

Меня спасла Тереза.

— Здравствуйте, господин Фабиан! Видите — Викторьенн встала! Смогла выйти к обеду, и сейчас тоже!

Названный поднялся и поклонился.

— Рад видеть вас на ногах, госпожа Викторьенн. И что же, вы уверены, что идёте на поправку?

— Да, господин Фабиан, благодарю вас, — я поклонилась ему в ответ, голова не отвалится, колени тоже. — Мне сказали о некоем завещании моего супруга, я так понимаю, этот вопрос не даёт покоя многим в этом доме, — и не смотреть на баронессу и Симона, совсем не смотреть. — И ещё я желаю знать, где похоронен мой супруг, и помолиться на его могиле.

По виду господина Фабиана я поняла, что сказала какие-то правильные вещи.

— Ну, положим, помолиться — это когда Валеран разрешит вам выходить из дому, что-то вы пока бледны чрезвычайно — он пристально смотрел на меня.

— Так вот, нужно дышать воздухом, чтобы скорее выздороветь окончательно, — сказала я.

— Хорошо, возможно, вы и правы. Съездим. И что же, тогда я приглашаю Тиссо на завтра, и пускай оглашает, так?

— Так, — сказала я, снова не глядя на баронессу с сыном. — Хватит жить в неизвестности.

Они что-то бурчали на своих местах, но я представила, что мы с господином Фабианом здесь вдвоём, больше нет никого. И это отлично помогло отвлечься от бурчания, я его и не слышала почти.

Господин Фабиан поклонился мне, подал руку и помог сесть — я оказалась между ним и Терезой. И вдруг оказалось, что все смотрят на меня и чего-то ждут.

Команды? — сообразила я.

— Подавайте, — киваю с улыбкой тому слуге, что принёс днём соль.

Он срывается с места и мгновенно возвращается с блюдом, на нём хлеб. Следом идут другие и тоже ставят на стол блюда. Возле меня появляется та самая солонка.

Я улыбаюсь и благодарю.

4. Вечерние разговоры

Еда снова показалась мне недосолённой, а по смыслу была весьма и весьма незамысловатой. Что там, в жарком, кроме лука, морковки, чеснока и какой-то травы? Курица, что ли? Но ничего, мы ещё разберёмся, что они тут едят. И какие у них в доступе продукты, и сколько они стоят, и вообще. В этом ведь нет ничего сложного, да? Сколько человек живёт в доме и сколько продуктов они съедают, например, за неделю…

Так, я отвлеклась. А мне, тем временем, что-то говорят.

— Посмотрите на неё, расселась, в тарелке ковыряется! — шипела негромко госпожа баронесса, а сын её просто не сводил с меня глаз.

— И дорогую соль ей подавай, — добавил он.

— Можете есть мясо вовсе без соли, — пожала я плечами. — Ваше дело.

— Значит, крольчатина ей сама по себе не годится. Что-то пока Гаспар был жив, ты не привередничала, — мне показалось, что госпожа баронесса сейчас попытается съесть меня — в тарелке у неё уже было пусто.