Я не был здесь шесть лет. Но деревня словно замерла во времени. Всё вокруг будто застыло в тех же декорациях, что и раньше. Только теперь я чувствовал больше. Обычные запахи, которые когда-то казались фоном, сейчас обрастали новыми оттенками. Каждый из них рассказывал историю, и эта история была горькой, полной лишений и безысходности.

Чтобы не привлекать к себе внимания, я оставил мотоцикл у крайних домов. Дальше пошёл пешком. На удивление в деревни было тихо и безлюдно, что никак не вязалось с теми воспоминаниями, которые у меня были.

Но пройдя до центра деревни, я понял, в чём было дело. Все жители собрались вокруг старой деревянной платформы, которая раньше использовалась для деревенских собраний. Теперь её функции явно изменились.

На плахе стояли трое: староста Гаврила, мужчина в форме стража и палач. Последний был в грубоватом бронежилете и с автоматом в руках.

В центре их внимания находилась девочка примерно лет четырнадцати, худощавая, с каштановыми волосами, которые спадали на её лицо. Она не сопротивлялась, не кричала, даже не пыталась оправдаться. Просто стояла, низко опустив голову, и беззвучно плакала. Плечи содрогались, выдавая её состояние.

В чем её обвиняли, я так и не понял, потому что подошёл к толпе, когда староста уже закончил читать приговор.

Толпа кричала. Грубые, злые голоса требовали расправы:

— Казнь! Казнь!

— Казнить её немедленно!

— Хватит тянуть, делайте уже!

Староста поднял руку, призывая к тишине. Толпа стихла, но не сразу. Гаврила выглядел старше, чем я его помнил: седина пробивалась сквозь тёмные волосы, морщины вокруг глаз стали глубже. Но голос его оставался твёрдым.

— Закон должен быть исполнен! Она нарушила наш порядок.

Гаврила оглядел собравшихся. Палач поднял автомат, наведя его на девушку. Толпа взревела одобрительно. Девушка не подняла головы. Она продолжала молчать, будто приняла свою судьбу.

Я невольно сжал рукоять своего клинка. Внутри всё кипело. Эти люди остались такими же, как и раньше.

Староста снова поднял руку, давая сигнал. Палач поднял автомат, наводя его прямо в грудь девушки. Я сделал шаг вперёд, потому что не смог такого стерпеть.

— Эй! — мой голос разрезал шум толпы.

Толпа не сразу поняла, откуда исходил мой голос. Сначала люди начали беспокойно озираться по сторонам, кто-то неуверенно посмотрел через плечо. А вот староста Гаврила смотрел чётко на меня, и, кажется, узнал.

Я медленно двинулся в сторону плахи. Толпа нехотя расступалась, образуя узкий коридор. На меня смотрели с подозрением. Но стоило мне пройти чуть дальше, как в рядах начался шёпот, который быстро перерос в выкрики.

— Данька, пёсий сын! — восторженно завопил кто-то.

— Ха-ха! Скучал по конуре? — хохотнул ещё один голос.

— Или по Дружку? Говорят, вы были не разлей вода! — добавил третий, под общий гогот толпы.

Я шагал вперёд, не обращая внимания на выкрики. Все они вызывали только дикое раздражение, а внутри как будто что-то зудело: «Убей. Убей их всех!».

Будь у меня ум девятнадцатилетнего и обладай я той силой, что у меня сейчас была, я бы, скорее всего, так и поступил. Обида, которая зрела у Дани в груди, разливалась неприятным щекочущим чувством. Я старался не поддаваться ей.

Выверяя каждый шаг, я поднялся по невысокой лестнице и встал перед старостой.

— Вернулся, — его голос был полон злорадства.

— Заехал проведать, — глядя ему в глаза, ответил я. — В чём обвиняют эту девочку?

— Смотри-ка, изменился, — крякнул староста, не скрывая насмешки. — Жизнь со старухой пошла тебе на пользу. Уже не тот сопляк, что под мудями у пса жил, чтобы не сдохнуть от холода.

Толпа разразилась смехом, и я почувствовал, как раздражение скребёт по моим нервам. Но голос остался спокойным.

— Я задал вопрос, — сказал я тихо, но твёрдо.

— А я не обязан на него отвечать, — вскинул брови тот. — Мне даже интересно, что будет дальше. — он махнул рукой в сторону палача. — Арсений Палыч, может ведь очередь чуть дальше пустить. За ним не заржавеет.

Палач с автоматом в руках, стоявший за ним, хмуро улыбнулся и зачем-то ещё раз передёрнул затвор. Угроза была явно лишней.

Я сделал резкий взмах рукой, сложив пальцы в руну «Борн». Мощная волна отшвырнула палача и стражника, стоявшего рядом, далеко за пределы помоста. Толпа ахнула, а я молнией метнулся к старосте. Меч выскользнул из ножен и замер у его горла.