Сжимая кулачки, ребёнок, как мог, старался держаться, потому что от этого зависела жизнь его и сестры.

Мальчик боялся оглядываться назад, так как мог увидеть графа. Он даже не знал, что тот лежит на земле, придавленный аурой Виктора.

Также ребёнок боялся смотреть на самого герцога, потому что его вид пугал до чёртиков. Этот шрам, покрывавший всю левую сторону лица, и единственный глаз, который, кажется, был способен убивать на расстоянии, смотрелись очень жутко.

Всё, что понял Грейг из происходящего вокруг, это то, что ему дают высказаться, но спасут ли их, было ещё не ясно.

Когда одна из женщин спустилась с трибуны, он подумал, что она идёт к нему, но та прошла мимо, и теперь мальчик решил, что она пошла к графу.

Однако, пока ребёнок ожидал ответа, рядом с ним послышались тихие шаги, а следом раздался нежный женский голос.

— Мальчик, как тебя зовут?

Через силу Грейг повернул голову вправо и, посмотрев наверх, встретился взглядами с прекраснейшей из женщин, которых он когда-либо видел.

Судя по её большому животу, она была беременна, и от этого становилась ближе ему, ведь, значит, она тоже станет матерью и должна понять его чувства.

Только вот образы живших во дворце жён графа тут же вернули его к реальности, напомнив, что не всё так просто в этом мире дворян.

Собрав все оставшиеся силы, он прошептал:

— Грейг Валентайн.

Шона, стоявшая в окружении своих служанок, при поддержке одной из фрейлин опустилась на колени рядом с ним и, погладив по голове, как любящая мать, притянула его к себе.

Она видела, как сильно он боится, но всё же осмелился в таком возрасте противостоять своему отцу и поставил на эту попытку абсолютно всё.

— Не бойся. Хотя герцог и выглядит страшным, он добрый человек, и ты можешь не переживать, мы защитим вас с сестрой.

В то же время Сильвия с девочкой на руках подошла к ним двоим, игнорируя крики Андрэ, который продолжал пытаться что-то сказать и даже возмущаться.

Встав рядом с ними, герцогиня продемонстрировала мальчику, что с Элиной всё в порядке, и они вместе с Шоной старались успокоить Грейга, когда вся толпа вздохнула, словно их что-то удивило.

Это была реакция на движение герцога, который, поднявшись с трона, впервые за сегодняшний день хоть что-то сделал.

В течение всей инициации к его ногам бросалось пять аристократов, среди которых были и дети. Его просили остановить истребление семей, надеясь, что, находясь на публике, герцог не будет настолько жестоким, однако их план провалился.

Все они являлись частью вассальных семей, поэтому лорду это так надоело, что он не проявил интереса к очередному ребёнку, появившемуся здесь.

Но теперь всё было не так, потому что Сильвия, как всегда, бросилась к ребёнку, что стало уже какой-то одержимостью.

Являясь покровительницей всех сиротских приютов на территории герцогства и Балтес, она и так присматривала за почти двумя тысячами детей, а стоило вот так появиться очередному ребёнку, девушка не могла оставаться в стороне.

Эта черта проявилась сразу после рождения дочерей, когда привезли сына короля, а после всё становилось только хуже.

Даже имея четверых собственных, она постоянно возилась с детьми и в первую очередь выполняла запросы от настоятелей приютов.

Виктор теперь не мог остаться в стороне, хотя и старался игнорировать аристократов, пытавшихся выжить, как тараканы, обнаруженных под гнилой деревянной доской.

Спустившись с трибуны, он подошёл к мальчику, которого выпустила из объятий Шона, и встал перед ним, после чего, стараясь сдерживаться, обратился к нему:

— От чего ты хочешь, чтобы я спас тебя?

Грейг поднял голову и, не говоря ни слова, стал дрожащими от усталости и страха руками расстёгивать свой камзол.

Под яркой одеждой можно было видеть старую серую рубашку, которую слуги решили не менять, ведь всё это было временным.

Виктор с жёнами, видя это, сразу поняли, что что-то не так, но продолжали ждать, чтобы увидеть, что ребёнок хочет показать.

Вскоре мальчик полностью расстегнул камзол, однако графу как-то удалось выкрикнуть то, что он давно пытался сказать.

— В-ваша с-светлость! Э-это дело семьи Валентайн!

Лорд своей аурой ещё сильнее вдавил графа в каменную мостовую, после которого послышался треск то ли камней, то ли костей, но это не имело значения, потому что сейчас всё внимание было сосредоточено на мальчике.

Ребёнок стал через голову снимать свою грязную рубашку, отчего в толпе послышались возгласы испуганных женщин и вздохи людей, видевших ужасающую картину изувеченного тела ребёнка.