Ответа от меня, к счастью, ни разу не потребовалось, и, делая вид, что внимательно её слушаю, я с преличествующим гостье любопытством оглядывалась по сторонам.

Женни наоборот молчала. Ни разу даже не попытавшись перебить Джеральдину, она изредка касалась мизинцем моей руки и указывала взглядом на то, что мне, по её мнению, стоило увидеть – старый фонтан в виде солнца, причудливый треугольный дом или растущий прямо посреди улицы вековой дуб.

Это взявшиеся буквально из воздуха завораживало и настораживало одновременно.

Я не чувствовала в ней ни силы, ни неправильности или болезни, которая могла бы облегчить ей восприятие меня. Или она так хорошо закрывалась, или была самым обычным человеком, и тем удивительнее было её быстрое расположение.

Поверить в то, что ей настолько одиноко, я готова не была. Даже с учётом дрянной свекрови и бестолковой невестки, Женни выглядела счастливой.

Её счастье, спокойное, непоколебимое и не поддающееся сомнению, разливалось в воздухе вокруг неё и было ей самой настолько очевидно, что демонстрировать его другим она не видела смысла.

Наблюдая за ней краем глаза, я заключила, что интересно будет при случае взглянуть на Самуэля Готтингса поближе. Уж слишком разительно его жена отличалась от жены его брата, как будто была выбрана им всему и всем наперекор.

Если так, это объясняло многое, включая то пренебрежение, которое позволяла себе его мать, обращаясь к ней.

Предназначенный для нас с Кайлом дом я узнала сразу, стоило ему только оказаться в поле зрения, хотя ни одна из моих спутниц ничего не сказала и даже взглядом не указала на него.

Дом оказался большим, построенным из темного камня, двухэтажным и увенчанным старомодной островерхой башней.

Такие обычно служили родовыми гнездами ни одному поколению своих владельцев, и если конкретно этот дом люди покинули, от него не просто можно, а нужно было ожидать сюрпризов.

К двойной массивной двери вели три широкие удобные ступени, но дверь эта пока была заперта.

– Вот, возьмите. Они были у меня, пока я занималась приготовлениями. Теперь они ваши, – Женевьева протянула мне второй комплект ключей.

Только теперь я поняла, что остановилась, разглядывая этот дом, как будто ноги сами приросли к земле.

В груди непонятно почему свернулся холодный и склизкий ком, и даже Джеральдина примолкла, наблюдая за мной.

К счастью, будет кому разнести по Фьельдену весть о том, что госпожа графиня онемела от восторга, увидев предоставленное городской властью жилье.

– Спасибо, – вторые ключи лежали у меня в кармане, и эту связку я просто сжала в руке.

Если оба комплекта оказались у меня, значит, Кайл…

Кайл вывернул из-за дома с левой стороны, где виднелись крыши хозяйственных построек.

Одна из них очевидно была конюшней, и, если я прочитала выражение его лица правильно, Искру и Норда устроили в ней со всеми удобствами.

– Нам, пожалуй, пора, – Женни тоже его заметила, и тут же коснулась моей руки, привлекая внимание.

На ее губах играла почти незаметная, но очень понимающая улыбка.

Джеральдина раздражала ее не меньше, чем меня, а с природным тактом все было в порядке.

Я кивнула ей и, пожелав обеим хорошего вечера, направилась к дому.

Кайл ждал меня у крыльца. Он поставил ногу на первую ступень, но не поднимался, давай мне время подойти.

Зная, что как минимум одна бестолковая мадам Готтингс смотрит мне в спину, я с трудом подавила желание пойти быстрее, потому что ледяной ком под ребрами начинал давить.

Больше всего мне хотелось плюнуть в лицо и Совету, и Мастеру, и этому заданию, и собственным планам на будущее и просто уехать.

Отсутствие на мне обручального кольца в любом случае станет предметом для пересудов и сплетен о том, что в семье графа не все гладко. Если я уберусь отсюда ночью, мало кто удивится.

– Надеюсь, вы хорошо провели время, графиня?

На лице Кайла не дрогнул ни один мускул, а тон, которым он задал этот вопрос, был подчеркнуто вежливым, но я остановилась рядом с ним, будто налетев на стену.

Откровенной издевки в этом не было, но, на мой взгляд, получилось отвратительно – почти запрещенный прием.

В конце концов, он лучше чем кто бы то ни было знал, насколько мне было от этого неуютно.

Положенный ему по праву рождения титул мы редко упоминали даже в качестве шутки, и высокопарное обращение “графиня” точно не имело никакого отношения ко мне.