Молодая женщина, та самая, которая не позволяла ей сбросить одеяло, выглядела совсем уж непривычно. Серая до талии то ли блуза, то ли курточка, по воротнику которой была пущена белая полотняная рюшка. Тяжелая длинная юбка, подол которой скрывался за краем кровати, покрыта белым полотняным же фартуком.

Обладательница этого наряда, миловидная, чуть пухловатая женщина лет тридцати, с мягкой улыбкой смотрела на Марию и торопливо крестилась, приговаривая:

— Слава Всевышнему, госпожа принцесса, что вы в себя пришли! Услышал Господь мои молитвы!

Все увиденное настолько напугало Марию, что она просто молча таращилась и на эту незнакомую женщину, и на все остальное, что окружало ее. Протянула руку и потрогала одну из подушек с узенькой кружевной отделкой. Ощутила под пальцами грубоватую шероховатость льна и несколько скользкую поверхность кружевного узора. Захватила в горсть и помяла обтянутое потускневшей атласной тканью одеяло персикового цвета, слегка засаленное по углам и оттого потемневшее. Подушек на кровати было аж шесть штук.

Приняв ее бессмысленные действия за некий вопрос, женщина пояснила:

— Ее высочество Лютеция уже отбыла к утренней молитве.

Мария слабо застонала и откинулась на подушки. Женщина испуганно спросила:

— Вам плохо, ваше высочество?! Может быть, кликнуть лекаря?

Мария даже ответить не рискнула, побоявшись подать голос. «Сейчас эта тетка сообразит, что я никакая не принцесса и…». Тут ее испуганная мысль рассыпалась прахом: она даже представить себе не могла, что случится, если сумасшедшая женщина поймет, что Мария вовсе не та принцесса, за которой она ухаживает.

Ситуация казалась не просто странной, а какой-то даже жутковатой: все вещи вокруг были абсолютно реальны. Мария прекрасно видела и фактуру различных тканей, и тонкие трещины, идущие по беленым стенам, и даже небольшую паутинку в углу комнаты. Она закрыла глаза и сползла по подушкам, сама подтягивая одеяло: хотелось спрятаться от всего мира, от этой пугающей женщины и хотя бы понять, где именно она очнулась.

«Я Мария… Мария Дмитриевна Аксенова…» В мыслях ее возникали и гасли эпизоды: школа, друзья-подруги, мама и папа, бабушка, читающая ей книгу… Авария… Собственная скособоченная фигура, изредка мелькающая в большом зеркале в прихожей… Манюня и Надежда…

??????????????????????????

«Я Мария Дмитриевна Аксенова! Я родилась и выросла в Санкт-Петербурге и прожила там много лет. Мне исполнилось сорок пять и… Да! Мы отмечали мой день рождения в кафе, и мне стало плохо… Надя растирала мне руки, Андрей крепко держал, не давая съехать со стула, а Манюня вызывала «скорую» и все время приговаривала: “Сейчас-сейчас, ты только держись! Они сейчас приедут и помогут!” А дальше…».

А дальше в памяти была только темнота. И больше, сколько ни старалась вспомнить Мария, так ничего и не смогла.

Кто знает, до чего бы она успела додуматься, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошли несколько человек. Видеть их Мария не видела, по-прежнему лежа с закрытыми глазами и натянув одеяло почти до макушки. Но голоса их слишком отличались друг от друга:

— Линда, поторопи прислугу с завтраком. Я голодна! — молодой, даже слегка капризный голос, который уверенно кому-то приказывал.

— Ваше высочество, я уже отправила лакея. Завтрак сейчас подадут, — женский, слегка лебезящий голос.

— Ваше высочество, не стоит при посторонних так демонстрировать свой аппетит, — спокойный, чуть даже надменный альт взрослой женщины, чем-то похожий на учительский.

— Вы же знаете, мадам Мерон, как я не люблю ждать! — ответил тот самый капризный голосок.

— Госпожа Мерон, ее высочество принцесса Мария пришла в себя, — это уже та самая женщина, которая присутствовала при пробуждении Марии.

— Ну, слава Богу! — спокойно произнесла дама с учительским голосом и затем спросила: — Ваше высочество, как вы себя чувствуете?

Мария сжалась под одеялом от ужаса, понимая, а скорее чувствуя, что этот вопрос обращен непосредственно к ней. В комнате возникла пауза: казалось, все присутствующие ждут ответа Марии. Наконец тишину прервал тот самый капризный голосок:

— Мария! Ты вполне могла бы и ответить госпоже Мерон. Впрочем, — обладательница молодого голоса небрежно фыркнула, — ты всегда была недотепой и после болезни вряд ли поумнела!

— Возможно, у ее высочества сильно болит горло, и она не может ответить, — робко предположила та женщина, которая укрывала Марию одеялом. Хотя говорила она сейчас так неуверенно, что на слова ее, похоже, никто не обратил внимания.