Шон поджал губы и ускорил шаг. После того, как в озере чуть не утонула Вэлэри, купаться расхотелось, и они с Диланом отправились в гостиницу.

— Молчишь? — догнал его Дилан. — Не хочешь признавать, что плохо знаешь старого друга?

— Я ошибся только в одном, — ровным тоном ответил Шон. — Думал, Маркус изменился сильнее. Однако в нем еще много того, прежнего… Так что, знаю я его хорошо, возможно, даже лучше чем его собственная мать.

— Ого! Вот это самомнение! Тогда поведай мне, неразумному, зачем он Вэлэри в клиентки взял.

— А она тебе не рассказывала?

— А я и не спрашивал. Ну так что? Какая может быть причина у наследника ван Саторов брать безродную девицу в клиентки?

Шон промолчал. Если б он знал! Может, если бы у Маркуса, действительно, была важная причина, то не было бы так обидно?

Не дождавшись ответа, Дилан принялся размышлять:

— Может, ему понравился ее свободный патент, как думаешь? Лэр Маркус до сих пор стрижет волосы, протестует… А тут такая шпилька! Свободный патент, ха!

Шон поморщился, вспомнив, как сам же расписывал Маркусу необычные условия, заявленные Вэлэри.

— Постой! — зеленые глаза Дилана вспыхнули. — Принять в клиенты самую слабую студентку «отстойника» — это уже вызов! Так ведь? Его родня, наверняка, рвет и мечет.

— Меня они тоже не жалуют, — упрямо возразил Шон.

— «Не жалуют»! — фыркнул Дилан. — Уж если они тебя не жалуют, то от Вэлэри должны быть и вовсе… без ума. Ну точно же! Это он так бунтует! Использует Вэлэри, даже не думая, как на ней это отразится в будущем. Патриций он и есть патриций.

Лера с Маркусом разместились в одной из каменных беседок на противоположном от города берегу. Здесь людей было мало: одна шумная компания из парней да несколько парочек. Никто на вновь прибывших особого внимания не обратил, только одинокий торговец прикатил свою тележку и предложил холодные напитки.

Маркус взял себе пузатый кувшинчик, который полностью утонул в его широкой ладони, и залил в себя его содержимое одним глотком.

— А лие? — спросил торговец, с любопытством косясь на Леру.

Лера на его вопрос не отреагировала. Она в прострации сидела на каменных ступеньках и обнималась с колонной. Так было надежнее.

— А лиа напилась на десять дней вперед, — ответил Маркус торговцу.

Тот покивал, повздыхал и уплелся, бренча своими посудинами.

От ступеней, нагретых солнцем, поднималось тепло. Пока Лера ощущала только его — остальные чувства будто вымыло водой, — и потому невольно прислушивалась к тому, как, впитываясь в тело, оно плавит темную глыбу апатии.

Рядом опустился Маркус. От него тоже веяло теплом.

Надо было что-то сказать, — что-то важное, — но в опустевшем, выполосканном мозгу эхом звучала только последняя фраза, и поэтому Лера сказала:

— На три дня.

Голос звучал сипло, незнакомо.

— Что? — с недоумением посмотрел на нее Маркус.

— Напилась на три дня, — снова просипела Лера. — Дольше человек без воды не выдержит.

Маркус отчего-то рассердился.

— Лучше бы ты думала, сколько человек выдержит в воде! Зачем полезла играть?

— Не знаю, — Лера вздохнула. Объяснять ничего не хотелось. — Все полезли и я полезла.

— Вот как? — Маркус взял ее за подбородок и заставил повернуться к себе. — А не ты ли обещала, что мне больше не придется возиться с твоим бесчувственным телом?

Под пристальным взглядом Маркуса кожа, там, где ее касались жесткие пальцы, вспыхнула, и внезапно, махом, вернулось обоняние. Лера втянула знакомый будоражащий запах. Его запах.

Взгляд ее скользнул на губы напротив.

— Мое тело не бесчувственное, — пробормотала она. — А очень даже… чувствует.

Губы дрогнули, пальцы надавили, отворачивая её голову обратно, и Маркус отодвинулся. Вместе с ним исчезло тепло.

Лера обхватила себя за плечи.

— Холодно… Вроде солнце жарит, а я замерзла.

— Еще бы, — процедил Маркус. — Весь резерв истратила… Бестолочь… И не называй светило солнцем!

Дальше они сидели в молчании. Лере казалось, что она так и не найдет в себе ни сил, ни желания встать и куда-то идти и в конце концов превратится в камень. Будут потом ходить экскурсии и показывать на нее, мол, вот, бестолковая девица, которая едва не утонула во время игры, а когда патрон спас ее, то она взяла и превратилась в статую. Неблагодарная… О! Вот что важное-то!