Кашлянув, чтобы прочистить горло, Лера сказала:

— Спасибо… Ты опять меня спас…

Маркус не ответил, даже не шелохнулся, но когда Лера уже решила, что он не услышал и нужно повторить погромче, вдруг скупо обронил:

— Расплатишься.

Лера ошеломленно уставилась на него. А разве он не должен был сказать, что-то типа «На моем месте так поступил бы каждый!» или хотя бы «Мне это ничего не стоило»?

— И как же? — спросила она. — Как ты хочешь, чтобы я… расплатилась?

— Что за вопрос? По-моему, у тебя только один способ.

Лера чувствовала, что как заведенная глупо хлопает глазами, но остановиться не могла. Это какой же «один способ»?

Она не отвечала, и Маркус повернул голову. Встретившись с Лерой взглядом, нахмурился и неожиданно постучал ей пальцем по лбу:

— Ау! Есть там кто? Патент новый дай мне. Этого достаточно, чтобы отплатить за спасение.

— А-а, патент… — Щеки полыхнули жаром, и она отвернулась. — Я подумаю.

Встав (откуда только силы взялись?), Лера прошла в беседку. Надо было привести мысли в порядок. Это все из-за того, что она побывала на пороге смерти. Мерещится всякое… Захотелось побиться головой о колонну. Или о каждую, их тут вон сколько… Лера погладила прохладную, чуть шершавую поверхность одной и осмотрелась.

Мраморная плита под ногами, белоснежные колонны и купол — для местной архитектуры вполне обычное сооружение. Вот только… Сердце забилось от странного узнавания. Свежий воздух, крики птиц, а меж колонн — небо, яркая зелень и вода… Отсюда даже не понятно, что это озеро, а не река… Похоже на береговую ротонду в Александровском саду.

Лера замерла, боясь моргнуть и потерять это чудесное и одновременно щемящее чувство: она дома, а рядом, за спиной, родители. Она всегда гуляла здесь с родителями…

Письмо от матери передали Дилану, как только они с Шоном вернулись в гостиницу.

Дилан смотрел на свернутый трубочкой и перевязанный грубой нитью серый лист, как на ядовитую змею. О чем мама могла сказать? Они ведь виделись два дня назад. Что еще случилось?

От тревожных мыслей отвлек Шон.

— Мой сын — моя жизнь, — нараспев сказал он и, направившись к лестнице, с плохо скрытым раздражением добавил: — Читай скорее, а то мама переживает.

Дилан отстраненно посмотрел ему в спину. Идиот! Ничего не знает, а завидует. Ну да, ему-то родители написали всего раз, когда на пару дней выбрались из своей пустыни…

Шайсе! Лучше бы вовсе ничего не получать!

Выйдя в сад и забравшись в неприметную беседку, увитую диким виноградом, Дилан развернул письмо. Беглым взглядом охватил весь лист: почерк сестры (мама неграмотна), буквы ровные, следов слез не видно. Уже хорошо.

'Светлого дня, Дилан.

Хозяйка Кэсси отправилась во Флиминис и согласилась бесплатно передать письмо.

(Дилан, мне придется отработать за это три часа! Только не говори маме!)

Вчера я наведалась в школу син. Приятное место, богатое. И диа Амельтия, принявшая меня, выслушала с уважением. Узнав наши обстоятельства, сказала, что примет тебя в любое время. Сказала, раз ты уже закончил курсы, то в их школе пройдешь подготовку за пару месяцев и отработаешь ее быстро. С твоим уровнем, скорее всего за первый же год.

Тертия обещали взять на склады на полный день, но платить будут половину, мол, наравне с мужчинами он все равно не выдюжит.

А на рынке снова шумят. Боюсь, как бы не пришлось Кэсси уйти из лавки.

(Я не уйду! Рано или поздно все наладится. Зато стражей добавилось, и есть такие молодые, симпатичные.)

Отец по-прежнему… Я тоже. Стряпаю, продаю.

(Папа почти не разговаривает, не хочет… А мама снова взялась за стирку! Печь мала, уголь и мука заканчиваются. Прошу купить еще, но мама меня не слушает! Дорого, говорит. Скажи ей сам…

Мама спрашивает, чего я там пишу. Я сказала, что о твоих делах осведомляюсь: не много ли заставляют работать и хорошо ли кормят?

Она велела, чтобы ты не отвечал, деньги на писульки не тратил. Но надеется, что кормят хорошо.)

Всё! Нечего чернила переводить!

(Ой, это мама мне говорит.)

Потрудись там, о нас не беспокойся.

Мама.