— Как я и говорил, есть у женщин постоянные черты, — ван Феррин с деланым удивлением вскинул кустистые брови и под дружный мужской смех велел Леноре возвращаться на место.

Кипя от ярости и одновременно чувствуя облегчение, Ленора неторопливо прошествовала к пугливо молчащим девушкам и села с прямой, как доска, спиной. Пусть не думают, что этот незначительный эпизод хоть сколько-то унизил ее. Ничего подобного! Он лишь еще раз доказал, что она — истинная женщина и для демонстрации ума ей не нужны никчёмные мужские занятия.

— Что ж, я думаю, юноши уже готовы ответить, — ван Феррин обежал аудиторию взглядом.

С девушек словно цепи спали. Они обмякли, заулыбались, благосклонно поглядывая на нескольких смельчаков, вскинувших руки.

Однако магистр лишь возмутился:

— Всего семеро?! Неужели девушек здесь больше, чем кажется?!

Взметнулись еще с полдесятка рук, остальные же представители мужского сообщества стыдливо попрятали глаза. Вот так «умники»! Ленора едва заметно усмехнулась.

А магистр молчал.

Под его потемневшим взором стихли все звуки: ни шороха, ни вздоха. Казалось, моргни хоть кто-то, и на него низвергнется сокрушительная лавина гнева.

И вдруг, в этой звенящей тишине, по коридору легкомысленной дробью разлетелся цокот каблучков. Как фривольный стишок среди бессмертных баллад он заставил головы поворачиваться и замирать в изумленном ожидании. Каблучки остановились за дверью.

Миг спустя раздался короткий стук, и в аудиторию заглянула Дартс. Всмотревшись в застывших студентов и, видимо, признав одногруппников, она тогда только вошла и, неловко поклонившись ван Феррину, протараторила:

— Светлого утра, магистр! Прошу извинить за опоздание. Впредь постараюсь приходить вовремя.

От такого нахальства ван Феррин окаменел. Впрочем, тут не только бесцеремонность Дартс сыграла роль: словно мало ей быть уродиной со шрамами, так она еще и взъерошенная прибежала, будто с младенчества не причесывалась, а форменное платье надела то, в котором «принимала» посвящение, — со сгоревшим рукавом и подпалиной на подоле.

На лице Леноры медленно расплылась широкая улыбка. Сейчас Дартс получит сполна! Так получит, что её, Леноры ван Симмер, позор превратится в пустяк, о котором все сегодня же забудут.

Бормоча под нос речь с извинениями, Лера бежала к учебному корпусу. Уже минут пять как ударил колокол, и, если Розалия не наврала, какой-то там магистр встретит «опоздунью» совсем не отеческими объятиями.

Не то чтобы они, эти объятия, были так нужны, однако проблем и без того хватало. Куда еще-то?

От одной мысли, как встретят ее однокурсники и преподаватель, внутри разливалась слабость. Ох и представление будет! Со внешним-то видом конфуз полный.

Чтоб побыстрее управиться, косу она расплетать не стала: промокнула волосы полотенцем, пригладила рукой да рванула на учебу. И форменное платье пришлось надеть то самое: как у погорелицы. Вредная кастелянша отказалась его заменить. Сказала через полгода приходить, да еще и отчитала, как малолетку, за испорченное в первый же день казенное имущество. Но не в сыром же являться! А других нет!

Хотя подозрительно это… Разве будут аристократки целых полгода в двух платьях ходить?

Впрочем, это все неважно. Сейчас главное извиниться и попробовать завоевать расположение магистра своими знаниями в арифметике.

В помещении, где должна была проходить арифметика, стояла странная тишина. Будто там и нет никого.

На всякий случай постучав, Лера заглянула внутрь. Студенты были на месте. Глаза сразу наткнулись на рыжую макушку Дилана, значит, однокурсники. Только почему-то все молчали и смотрели прямо на нее. Лера почувствовала, как дернулось веко. Нестерпимо захотелось убрать голову и тихонько прикрыть дверь, вроде как никого здесь не было. Померещилось всем.

Но если отступить, только хуже будет. В конце концов, взглядами еще никого не убили, так что и она переживет.

С трудом разжав пальцы, намертво вцепившиеся в дверную ручку, Лера шагнула в аудиторию и, увидев старичка в мантии, поклонилась:

— Светлого утра, магистр! Прошу извинить за опоздание. Впредь постараюсь приходить вовремя.

Выдав заготовку, она в ожидании уставилась на преподавателя. А наврала-таки Розалия! Старичок не выглядел недовольным или разгневанным. Ошарашенным — да, но такая реакция естественна: рубцы, платье… И на голове у нее, наверное, беспорядок. Лера постаралась незаметно сдуть упавшую на лицо прядку волос.

А может отрепетированная речь прозвучала излишне оптимистично? Точно! Признания вины в голосе не хватало. Ну, так она и не чувствует себя виноватой.

Старичок, наконец, отмер, и выражение его лица сменилось: черты заострились, ноздри раздулись, а две густые брови объединились в монобровь. Лера вжала голову в плечи. Сейчас грянет!

Магистр однако совладал с эмоциями и вкрадчиво поинтересовался:

— Это кто же осчастливил нас своим приходом? Никак самая умная студентка академии пожаловала!