А все-таки странная эта Вэлэри. Как можно набрать двадцать кристаллов с двадцатью единицами? На курсах всегда говорили, что чем больше сила, тем длиннее щуп можно сделать. Тогда как она дотянулась до плетения, которое утяжеляло камень, ведь до него и с полусотней-то единиц едва достанешь, а по-другому зверя не убрать. Разве что отдать конечность на растерзание и хватать кристалл… Не, это уж совсем извращение. Да и ран у нее не было.

А еще некоторые кристаллы загорались только, если в плетение сорок единиц послать. Уж на такое Вэлэри точно не способна! Тогда что? Она видит в темноте? Или на ощупь искала? Вообще-то, в правилах испытания не оговорено, что нельзя использовать возможности своего тела… Хотя, какие там возможности у этой мелкой…

Шайсе! Хоть иди да спрашивай!

Сдвинув шапку на лоб, Дилан задумчиво почесал затылок. Собственные возможности тоже беспокоили. Это мать все о деньгах говорит, но есть и другая проблема: в средней лиге он будет среди слабаков. Ему ведь на самом деле повезло. В этом Экчус тоже прав. С пятью десятками единиц не то что в «дубы» прорваться, а даже поступить трудно. И такого выскочку из плебеев будут гнобить. Грёбаные патриции! Нет, он их не боится и даже приучит себя сдерживаться, но дальше второго курса не пройдет — на дуэлях задолбят. И тогда прощай мечта!

Нет, надо ставить достижимые цели.

Дилан вернулся домой заполночь, но мать ещё не спала — при свете свечи штопала отцову одежду. Со вздохом разогнувшись, она потерла слезящиеся глаза, молча посмотрела, как Дилан сунул в рот кусок лепешки, и вернулась к шитью. Мать всегда ложилась позже всех, а вставала первая…

Глядя на ее худое, изможденное лицо и воспаленные руки, Дилан вдруг понял: если он не отучится на мага, мать долго не протянет.

— Мам, — он подсел рядом и взял ее ладонь. — Больше не надо занимать, я в Альтийскую академию пойду. Все хорошо будет…

Маркус подставил голову под струю воды. Блаженная прохлада слегка утихомирила пульсирующую в затылке боль и приглушила тяжелые толчки крови в висках. Отфыркиваясь, он поплескал водой в лицо и на шею, оперся о раковину и взглянул на себя в зеркало. Веки чуть припухли, да сосуды в глазах полопались, а в остальном все как обычно — твердая линия скул, маска невозмутимости и холодный взгляд. Никто и не догадается, что чувствует он себя абсолютно больным и разбитым.

Почти две недели в угаре, в забытьи. Лишь бы притупить отчаяние и смятение от непоправимости произошедшего. Смерть отца. Лучшего друга и наставника. Самого родного человека…

Уже закончились вступительные испытания и экзамены, студенты разъехались на каникулы, а он все не мог заставить себя выйти за пределы кампуса. Не мог поехать ни в столичный особняк — там мать, ни в поместье — там все напоминало об отце. И у старших поколений — ван Саторов и ван Астонов — не спрячешься от мира. От них, вообще, участия ждать не стоило: все осуждали Луция. Отвернулись от него.

В отместку Маркус отвернулся от них. В порыве беспомощной ярости сбрил волосы — неизменный атрибут патрициев, и с момента приговора прекратил с родней всяческое общение. Только с матерью перекинулся парой писем, но видеться и с ней пока не хотел.

Боль возвратилась. Словно шипастая кувалда долбила в черепе, выколачивая мозги наружу. По-хорошему, следовало бы сходить к целителю, но вместо этого Маркус завалился обратно на кровать с мокрым полотенцем на лбу.

В дверь постучали. Он не ответил и даже не шевельнулся, надеясь, что нежеланный посетитель уйдет.

— Лэр Маркус ван Сатор, — раздался чопорный голос коменданта. — Я в курсе, что вы находитесь в своей комнате, и понимаю, что вы не в настроении беседовать, однако я тут по поручению дэра Дариуса ван Тусена.

Проклятье! Придётся встать. Наплевать на ректора академии не получится, как бы ни хотелось.

Когда Маркус вышел, комендант учтиво кивнул и сказал:

— Меня попросили уведомить вас, что дэр Дариус ожидает вас в своем кабинете.

Маркус прикрыл глаза, скрывая эмоции. Видеть одного из тех тварей, которые отправили отца на плаху, разговаривать с ним, будто ничего не случилось… Но все по закону, а ван Тусен — из девятки Верховных магов…

Маркус трудом разжал челюсти и вытолкнул через стиснутое горло:

— Сейчас буду.

В шкафу одиноко болталась последняя свежая рубашка, остальные кучей валялись на полу. Брюки Маркус с силой встряхнул и решил, что для визита к ненавистному ректору они вполне сгодятся. Хотя мать пришла бы в ужас от его вида…

Шаги гулко разлетелись по мраморным полам коридора. Атриум мужского корпуса встретил непривычной пустотой и мирным шёпотом фонтана. Маркус остановился. Опустил ладони в воду, а затем прижал холодные пальцы к вискам. Рукава сразу намокли, и Маркус закатал их по локти. Да, наивно и мелко! Но ван Тусен — редкий педант, фанатик, помешанный на правилах и дисциплине, так пускай не думает, что сын казненного им человека испытывает к нему хоть какое-то почтение.