– Мне нужно пересыпать травы, а потом я отправлюсь проведать Розана. Кстати, как он себя чувствует?

– Сын сильно страдает. Говорит, что рука огнём горит, покоя не даёт.

Огнём горит? Плохо, очень плохо. Пока в голове просчитывались варианты, как помочь юноше, имея очень скудный набор подручных средств, Ридор удовлетворённо хмыкнул: – Ну хоть грязищу свою убрала, ведьма.

Резко развернувшись, я уткнула «руки в боки» и медленно произнесла: – Не стоит так ко мне обращаться, у меня имя есть. Меня зовут Катриона Блэкчер, попрошу запомнить.

– Рионка, значит... Ладно, – фыркнул Ридор, продолжая рассматривать обстановку.

Рионка... Катриона... Риона... В принципе, Риона мне даже больше нравится, чем полное имя, кажущееся мне громоздким. Я тщательно сполоснула принесённые баночки, вытерла их насухо и пересыпала в них травы. Затем уложила простерилизованные инструменты обратно в металлический футляр и убрала всё в узелок. Пора посмотреть, как там дела у Розана. Надеюсь, что ему не взбрело в голову расковырять наложенную повязку.

Одевшись и заперев дом, я пошла уже знакомой дорогой к нужному дому. Ридор держался позади, из-за чего чувствовала себя, словно под конвоем. Ладно, сделаю всё, что смогу, а завтра с утра постараюсь добраться до главы. Надо ведь выяснить, каким образом оказалась в этой деревне и вообще откуда сама родом. Лучше всего было бы уехать отсюда навсегда: не нравилось мне здесь. Ни люди, ни сама атмосфера.

Внутри избы царила мрачная обстановка, сильно чадили светильники в виде чаш, развешанные на цепях по углам. Сагана сидела со скорбным видом у постели сына и всем своим видом напоминала плакальщицу, приглашённую для того, чтобы сопроводить душу покойника до того как того отнесут на кладбище. В общем, атмосфера царила не просто не радостная, а весьма угнетающая, давящая морально настолько, что хотелось подобрать юбки и бежать куда глаза глядят, только бы подальше отсюда.

– Пришла... – надломленным голосом прохрипела Сагана, поправляя одеяло. – А мальчик страдает по твоей вине...

Что?! Моему возмущению не было предела. Даже дар речи пропал на мгновение. Это великовозрастный обалдуй сам себя довёл до такого состояния, а я виновата?! Нет, бежать нужно отсюда, и как можно скорее. Если бы не совесть, так бы и сделала, но взяла себя в руки и строго произнесла:

– Света мало. Нужно больше света, иначе впотьмах точно не смогу правильно рану обработать. Свечи есть или лампы?

– Как отпевать собралась... – взвыла женщина, хватаясь за голову и едва не выдирая волосы.

Мне же в этот момент хотелось просто головой об стену постучаться. В итоге, поругиваясь на обоих родителей неразумного дитяти, хотя ещё большой вопрос, кто здесь неразумнее всего, добилась от них того, что в спальне стало светло как днём. Помыв тщательно руки, я разложила на табуретках инструменты и перевязочные материалы, а потом начала аккуратно снимать повязку, дав предварительно Розану выпить отвара, способного обезболивать. Несмотря на то что выждала немного времени, парень всё равно пытался отдёрнуть руку и скулил. Странно, до этого же действовало как нужно. – Сколько осталось от отваров, что утром делала?

– Так последнее сейчас в кружку слили! – прогрохотал Ридор, демонстрируя пустой кувшин, в котором ранее хранился отвар. – Розану так плохо было, что мы его им поили. Только успевали в кружку плескать!

Понятно. Вот обратный эффект и получился. Ладно, сами себя наказали. Только бы мне терпения и выдержки хватило, так как осталось снять последний слой бинтов и провести ревизию раны. Юноша стонал, кричал, извивался и просил отпустить ему грехи чаще, чем успевал сделать очередной вдох. Поэтому пока добралась до фитиля, желание пристукнуть Розана раз и навсегда всплывало в голове с периодичностью в пять секунд. Его счастье, что никаких патологических изменений не обнаружилось, наоборот, наметилась положительная динамика, заживление, хоть и медленно, но началось. При виде извлечённого из раны фитиля Розан пискнул совсем по-мальчишески и потерял сознание. У меня даже мелькнула крамольная мысль не сжигать использованные материалы, а сохранить и каждый раз перед началом перевязки демонстрировать пациенту. А что? И на отварах сэкономлю, и нервы мои целее будут, и тишина в доме настанет. Хотя насчёт последнего не уверена, так как подходящего способа нейтрализовать чрезмерно нервничающих родителей не придумала. Как я ни уговаривала, но покидать спальню оба наотрез отказывались, мотивируя тем, что стоит им удалиться, как непременно наврежу их любимому «дитятку». Однако мой вопрос, зачем в таком случае звали, если не доверяют, остался без ответа. Тёмные люди, что с них взять. Поленом по голове не огрели, и то хлеб.

Сагана охала, причитала, но бинты подавала вовремя. Правда, мне пришлось выдержать не менее кровопролитный бой, чем со свечками, чтобы она предварительно вымыла как следует руки и залила их первачом, прежде чем «ассистировать». Ридор громко сокрушался насчёт нецелевого расхода «огненной воды», но под метавшим молнии взглядом жены, смирился. Я же хотела как можно скорее покинуть этот дурдом, пока точно кого-нибудь не прибила и не схоронила в погребе, так как копать три могилки в мёрзлой земле – такое себе занятие. Наконец, последний слой был наложен, узел завязан и надёжно спрятан.

– А он... очнётся? – дрожащим голосом прошелестела Сагана, вглядываясь в бледное лицо отпрыска.

– Конечно, очнётся, куда ему деваться? Пить захочет или до уборной добраться, так мигом вскочит, – «успокоила» я тревожную мать семейства и принялась убирать инструменты.

Увидев, что я закончила, Сагана ничего не ответила, лишь начала задувать свечи и убирать лампы, время от времени поглядывая на практически бездыханного сына.

– Всё? Конец мой близок, раз свечи гасите? – простонал Розан, теребя здоровой рукой распахнутый ворот рубахи.