Пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы не вырубить с одного удара в челюсть истерящего Розана, когда заставляла его выпить сонный отвар. Останавливало лишь одно: челюстно-лицевой хирург из меня не очень хороший, а скоб, винтов и спиц для остеосинтеза в этой деревне ещё поискать придётся, и не факт, что они обнаружатся. Наконец, пациент затих, а я под скрип зубов Ридора и вой Саганы тщательно полила руки первачом и приступила к операции. Руки на полном автоматизме выполняли все нужные манипуляции, заставив отрешиться ото всего происходящего вокруг, чтобы не упустить ничего важного.

Рана была просто кошмарной: ещё немного и кость начала бы гнить. Пришлось хорошенько потрудиться, чтобы удалить весь скопившийся гной и некротические ткани. У меня на языке вертелось столько матерных слов, что иголки с ёлки осыпались бы от возмущения. Сагана только успевала подкладывать чистые полотенца, вереща, что теперь их ничем не отстирать будет, хотя, на мой взгляд проще всего было их сжечь.

Когда рана была полностью очищена, я промыла её остывшим до комнатной температуры отваром, а затем пришлось вложить в неё тканевый фитиль с растолчёнными в порошок травами. Оставлять её открытой, чтобы добиться вторичного заживления при такой антисанитарии и отсутствии дренажных трубок и мало-мальски приличных антибиотиков было чревато, но зашивать ещё страшнее. Как только последний слой бинтов был наложен и закреплён, я шлёпнулась на стоящий рядом с кроватью стул:

– Следите, чтобы рукой не шевелил, и поите вон тем отваром каждые два часа. Будет сопротивляться – ваши проблемы, иначе ничего не поможет. А я вечерком загляну, чтобы проверить состояние Розана.

– А если ему будет от этого плохо? – снова заныла Сагана, умудряясь при этом тихонько рыдать на груди Ридора.

Я не выдержала и рявкнула: – Хорошо ему будет только в гробу! Это единственное, что могу гарантировать в данный момент! Если вы вдвоём по-прежнему будете жалеть этого великовозрастного дурня, то тем самым окончательно погубите его. Извините, а теперь мне пора идти.

Завернув испачканные инструменты в чистое полотенце, сунула в узелок, решив, что лучше дома их обработаю, чем ещё некоторое время вынуждена буду выслушивать причитания за своей спиной. Я уже надевала шубу, когда услышала бурные рыдания, доносящиеся со стороны кровати Розана. Обернувшись, увидела Ридора, обнявшегося с женой и заливающегося слезами так, что такими темпами постель скоро насквозь промокнет.

– Как неживой лежи-и-и-т! Сгубила ведьма проклятая-я-я-я...

Тьфу!

Не передать, с каким удовольствием я оказалась в своём доме! Даже пыль уже не так раздражала, как ситуация в доме Ридора. Нет, я всё понимаю: единственный сын болен, причём по собственной же дурости, но должны быть хоть какие-то пределы у этого безграничного нытья?! В такие моменты нужно не купаться в жалости, лелея гипертрофированное чувство любви к собственному отпрыску, а, наоборот, взять себя в руки, проявить должную жёсткость, чтобы помочь ему выздороветь! Не хочет принимать лекарства, значит, нужно настоять во имя его же блага, а не надеяться, что кто-то пошепчет над ранкой, и сразу боль уйдёт, всё заживёт и так далее. Я не выдержала и чихнула из-за начавшегося свербения в носу.

Так, в первую очередь уборка! Иначе точно сгину в этой пылище. Однако протяжное урчание желудка заставило немного изменить свои планы. Я прошла на кухню и осторожно повернула вентиль над мойкой. Трубы снова загудели, но уже не так жутко, как в прошлый раз. Тщательно вымыв руки под струёй воды, пожалела, что не выпросила в качестве оплаты за проведённую операцию кусочек мыла. Конечно, лучше взять деньгами, ведь кто знает, сколько придётся потратить на дорогу, чтобы добраться до главы, но в натуральном виде тоже было бы неплохо. И сумку бы какую-нибудь заиметь – тоже.

Я с удовольствием вгрызлась в сочный бок колбасы, не забывая откусывать от куска каравая. Ммм... Жизнь прекрасна! Ещё бы как-то огонь развести, и вообще всё будет просто замечательно! Не переставая жевать, я не спеша обследовала кухню, отмечая про себя каждую находку. Спичек, увы, не было, придётся попотеть над огнивом, если соображу, как им пользоваться. Вроде нужно что-то для розжига отлетающих от него искр, чтобы дать огню разгореться. В углу обнаружился небольшой топорик, который вполне пригодится, чтобы нарубить веток для простейшего веника. Как же я всё-таки тут оказалась?! Память предательски молчала, воспроизводя только те события, которые произошли с того момента, как пришла в себя в доме. Отвратительное чувство, скажу я вам. Прикончив колбасу и половину имеющегося хлеба, основательно понадкусывала сыр, а затем запила молоком, почувствовав, что внутри меня, наконец-то, поселилась сытость, а в теле появилась необходимая энергия.

Накинув на плечи шубу, я вышла во двор и основательно обкромсала топориком молодое деревце, которое в конечном счёте оказалось срубленным почти под корень, чтобы превратиться в рукоять для будущей метлы. Оторвав без сожаления от уже использованной для узелка сорочки несколько полос, смастерила веник, а затем и само помело. Подавив в себе желание накрутить слои пыли на прутик аки сахарную вату, обмела кухню, включая шкафы, плиты и тумбы. Ещё кусок ткани стал тряпкой, которой собрала мелкий сор. Сколько раз пришлось её прополоскать, прежде чем кухня засверкала чистотой – сбилась со счёта. Зато теперь можно было заняться разведением огня, не опасаясь, что серые залежи вокруг меня вспыхнут быстрее, чем лоскут, который решила приспособить для розжига.