— А ты еще не поняла?

— Объясни…

— Я узнал тебя лучше и больше не хотел с тобой воевать. Скорее наоборот. Поэтому решил, что лучше буду лично контролировать ход дела. Я был начеку.

— И спас всех нас.

— И твоя магия, конечно. Которую ты так упорно отрицала.

Я кивнула и без раздумий вложила свою ладонь в предложенную Эштоном руку.

— Эда, ты выйдешь за меня? — вопрос застал врасплох. Сердце пропустило удар, а я, кажется забыла как дышать.

— Что? — ошарашенно переспросила.

— Знаю, это неожиданно. И, возможно, не то время и место. Но… Я тебе не тороплю. Но в таких вещах жутко старомоден.

— Я…

— Подумай, — Эштон приложил палец в моим губам. — А потом ответишь. Да, и кстати, клад-то, которые охранял дракон, вовсе не мифический.

Я хотела было фыркнуть, сказав, что отнюдь не меркантильна. И если и выйду замуж на Эштона, то точно не ради золота.

Но не дал сказать мне и слова. Просто накрыл мои губы своими и крепко, нежно поцеловал. Запустил по моему телу теплую волну.

— Идем? — Эштон потянул меня на выход. — Вперед, в новую жизнь?

— Идем, — шагнула я следом за ним.

***

Все эти дни, пока Эштон был в целительской, я жила во флигеле. Туда мы и направились. Однако, дойти до места назначения нам удалось не сразу: то и дело нас останавливали горожане.

Каждый считал своим долгом пожать Эштону руку и пожелать ему бесконечно долгих дней жизни и здоровья. Но самой неожиданно выдалась встреча с Патрисией.

Девушка была одета в наглухо закрытое черное платье. Светлые волосы были убраны назад, а в руках она держала платок, который она то и дело прикладывала к мокрым от слез глазам.

— Ох, Эда, — взвыла она, едва заметив нас. — Какое горе… Бедный Эмильен… какая ужасная смерть… Как же я теперь без него.

Я слегка оторопела, не ожидая, что Триш примется истерить посреди улицы.

Признаюсь, порой и мне было совестно: у меня, в конце концов, погиб муж. А я… И я, конечно, сожалела. Но чтобы вот так…

К тому же, стоило мне вспомнить наш последний разговор, как любое чувство вины снимало как рукой.

— Сожалею, Триш. Крепись, — только и могла сказать я.

— Ты такая черствая, Эда, — покачала головой блондинка. — Всегда была…

— Довольно, — резко оборвал ее Эштон. — Эмильен перед смертью, можно сказать, покаялся. И все рассказал. О том, кто пытался убить Эду. Устроил поджег. Прогнал Вилли. Думаю, не нужно объяснять, Патрисия, что все это тянет на десяток лет в казематах. Пусть даже и за соучастие.

— Вы ничего не докажете… — зло прошептала Триш. Слезы в ее глазах высохли вмиг.

— Если будет нужно — я докажу. Поверь. Как и то, что Эмильен вовсе тебе не брат. Давно вы стали любовниками? Сколько вы встречались ночами недалеко от отеля? Я заставал вас не раз.

Пришел и мой через уронить челюсть.

Я перевела взгляд с Патрисии на Эштона и снова обратно.

Получается, они крутили шашни под самым моим носом…

— Ты… ты… — Триш не находила слов, захлебываясь собственными эмоциями. — Да как ты смеешь?

— Можешь не притворяться. Твое истинное лицо нам уже открылось.

— Да, я любила Эмильена! А он — меня! Так, как никогда не полюбил бы Эду, а она его! В этом нет нашем вины…

— В отличие от поджога и покушения на убийство, — холодно заметил Эштон.

— Я не знала про убийство, честно… Что до пожара… Мы думали, что если никто в отель не заедет, у нас будет больше времени… — всхлипывала Триш. И теперь по ее лицу вновь катились слезы. Но она, кажется, не замечала крупных капель, что стремились по подбородку вниз и исчезали в вороте платья. — Что теперь со мной будет?

— Не знаю, Триш… — задумчиво протянула я. — Наверное, тебе стоит осознать свои ошибки.

— А нам сообщить инспектору Греноблю о том, кто устроил поджог, — жестко отрезал Эштон.

— Нет, прошу! Я уеду! Навсегда! Обещаю, больше вы меня не увидите и не услышите.

Триш начинает пятится назад. А когда понимает, что никто не собирается ее останавливать, и вовсе убегает.

— Если хочешь знать мое мнение, ее стоит наказать, — мрачно поделился Эштон.

— Возможно. Но есть ли в этом смысл? Горбатого, как говорится…

— Я сообще инспектору Греноблю все, что мне известно. А дальше — его работа.

Я едва заметно кивнула и мы наконец направились к отелю. Точнее, к тому, что от него осталось. Теперь он был разрушен до самого основания. Остались лишь камешки.