Шрифт:
– Эджения, берешь ли ты в свои мужья и господины Натаниэля, дабы…
– Что-что?! Кого-кого? Куда-куда беру? – обрывая на полуслове, снова и снова возмущенно переспрашивала Евгения, даже не пытаясь при этом сдержать гомерический смех: – В свои господины?! Аха-ха-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха! Разумеется, нет! – чётко и ясно проговаривала она, на всякий случай, чтобы быть уверенной, что все её поняли правильно. – Разумеется, нет! Никуда я его не беру!
– Ка-а-ак «нет»?! – тут же удивленно-растерянно восклицал жрец. Шокированный настолько, что, даже несмотря на свои незаурядные способности «держать лицо», отточенные и вытренированные десятилетиями лицемерия и притворства, у него не получилось удержать на своих губах ласково-покровительственную улыбку.
За годы служения Светлокрылому, он видел самых разных невест: и несчастных, и очумелых от счастья, и просто безразличных ко всему происходящему, но таких которые, заявив «нет», разразились бы безудержным смехом – не было ни одной.
– Ка-а-ак «нет»?! – эхом вторила жрецу многочисленная толпа.
Да, что там жрец или толпа, даже, так называемый, жених и тот после её заявления вдруг пробуждался от скуки и вполне искренне заинтересовывался происходящим. Настолько заинтересовывался, что впервые за всю церемонию снисходил до того, чтобы одарить свою невесту долгим и внимательным взглядом.
Невеста отвечала ему уничижительным взглядом и в следующую же секунду просыпалась…
Глава 3
Его Высочество Кинвет Золотокрылый нетерпеливо ходил взад-вперед по портретной галерее его предков, бросая скучающие взгляды на плотно запертые двойные двери Тронного зала, за которыми вот уже, как минимум, полчаса назад исчез старший церемониймейстер.
«Как же это похоже на отца, – мысленно посмеивался юный принц, – сначала приказать немедленно явиться, а затем заставить вызванного предстать пред ясны очи Великого короля, томиться в тревожном ожидании.
Но с ним этот дешевый фокус никогда не проходил, и сейчас тоже пройдет.
Более того, прошли даже те времена, когда он, бродя по этой галерее и корча рожицы предкам, ломал голову над тем, какой из своих многочисленных шалостей он вызвал интерес отца в этот раз. Впрочем, и тогда он не боялся, а лишь сгорал от любопытства.
Кинвет Золотокрылый был единственным сыном Великого короля и после смерти своего отца должен был стать во главе Совета королей-драконов и, соответственно, правителем всех драконьих земель. Этот статус наряду с целым сонмом минусов и ограничений, имел также и свои преимущества: например, чтобы юный принц не натворил – ему никто, кроме отца, не имел права даже и слова в укор сказать. Венценосному же отцу, как водится, было не до шалостей отпрыска, который то и шалил лишь для того, чтобы обратить на себя внимание вечно занятого государственными делами отца.
В этот раз Кинвет точно знал, какой именно из своих «шалостей» он привлёк к себе внимание Великого короля. Вот только, в этот раз он вовсе не пытался привлечь к себе внимание венценосного отца. Да и шалостью, по мнению юного принца, это не было.
Наследный принц Кинвет Золотокрылый в первый раз в жизни, по-настоящему, влюбился. И его любимая ответила ему взаимностью. Что сделало его самым счастливым драконом во Вселенной. И так как быть счастливым ему очень нравилось – Его Высочество решил сочетаться со своей любимой браком!
Воспоминание об Эджении, как и обычно, вызвало на лице Кинвета дурашливую блаженную улыбку. Хорошенькая девочка, поразившее воображение его восьмилетнего, выросла и вернулась в его жизнь, чтобы на сей раз уже сразить наповал.
Когда на балу глашатай возвестил её имя. Оно показалось Его Высочеству знакомым, однако весьма и весьма смутно. И уже одного этого было достаточно, чтобы тут же перестать думать и о том, где он слышал это имя, и о той, кто это имя носит. Но он почему-то не смог. Случайно услышанное им смутно знакомое имя завладело его вниманием настолько, что он не просто обернулся посмотреть, кто же там появится в дверях, а, в буквальном смысле, рванул навстречу таинственной леди Эджении Тенебрис Шелериспе из клана Чернокрылых.
Несмотря на то, что от хорошенькой маленькой девочки, когда-то поразившей воображение восьмилетнего мальчугана, остались только громадные черные глазища, он сразу узнал её.
На лице леди Эджении Тенебрис Шелериспе были удивление и восторг, каковой он не раз видел на лицах девиц, впервые попавших на королевский бал. Завидев который, к слову, он всегда сразу же спасался бегством.
Но почему-то не в этот раз.
Более того, и всё остальное тоже леди Эджения делала также, как и остальные девицы: смущалась, розовела, растерянно хлопала ресницами, теребила кружево, коим был украшен корсаж её белоснежного бального платья, и вздыхала…
Вздыхала так, что грудь её, весьма, к слову, достойная восхищения, так волновалась, так волновалась, что волнение это передавалось и Кинвету…
И он аж настолько разволновался, что вдруг взял и пригасил владелицу груди, поразившей его воображение, на танец.
Нарушив тем самым собственное же незыблемое правило: никогда не приглашать на танец дебютанток! Не то, чтобы Его Высочество имел что-то против дебютанток в целом или в частности, просто пригласи одну, придётся приглашать и другую. А потом и третью и четвёртую и так далее…