— Если ваши ожидания как-то связаны со мной, то вы будете разочарованы. Я не собираюсь сдаваться на вашу милость.

Он улыбнулся. Мол, говори-говори, а я сделаю так, как захочу.

— Вы почти женатый мужчина, — напомнила я.

— И что с того?

— То, что я не встаю между мужем и женой, таковы мои принципы. И ничто этого не изменит.

Он вновь улыбнулся и поднёс мою руку к губам.

— Похвально, но ваши принципы вас не спасут, Лина. Вы знаете это так же хорошо, как знаю я. Совсем скоро я буду целовать не только ваши руки и губы.

— Ваша невеста смотрит на вас.

— Смотрит и молчит, — констатировал он. — Это похвально. Есть такая примета: молчаливая жена к счастливому браку.

— Меня это не устраивает.

— А кто будет вас спрашивать, Лина? Я точно нет. Вы будете делать то, что я захочу.

— Вы вынуждаете меня отказаться от поездки в ваш дом.

Он покачал головой.

— Нет, дорогая. Вы не можете ни от чего отказаться, да и я вас ни к чему не принуждаю. Уж точно не буду принуждать. Я всего лишь предлагаю вам поскорей принять то, что очевидно для всех, кроме вас. Вы уже моя, вы находитесь в моей полной власти. Вся вы, с вашим невоздержанным язычком и роскошным телом, с вашей отравленной кровью и неудовлетворённой пока страстью. Вы уже принадлежите мне, Лина. А что пока не признали этого, пока сопротивляетесь — это ничего, дорогая. Тем приятней будет уложить вас в постель и делом доказать, как сильно вы ошибаетесь.

Я оглянулась вокруг. Инес и Макария стояли с отсутствующим видом, хотя и слышали, и видели всё.

— Вы женитесь, — напомнила я.

— Да, женюсь. — Его глаза опасно сверкнули. — А какое это имеет значение? Или вас смущает присутствие моей невесты?

— Смущает не то слово.

Он усмехнулся и обратился напрямую к Макарии:

— Может быть, вы хотите мне что-то сказать?

Я ждала, что Макария хотя бы что-то ответит, а та лишь опустила голову ниже.

— Почему вы молчите? — не выдержала я. — Может, хватит уже? Герцог Валентайн прямо обратился к вам, Макария, он хочет слышать, устраивает ли вас то, что происходит. Воспользуйтесь этой возможностью, выскажитесь, наконец!

Она молчала так оглушительно, что у меня кровь зашумела в ушах.

— В конце-то концов, вы что, под проклятьем? Где ваше «нет»? Или вы хотите, чтобы я за вас говорила? Не получится так. Герцог уже слышал меня, он хочет, чтобы вы сами ему отказали. Ну же, вперёд!

Она взглянула на меня исподлобья. В глазах — боль, почти ненависть.

— Говорите, — потребовала я вновь, — или я больше никогда не скажу вам ни слова, не буду слушать, что вы говорите. Мне всё это надоело до ужаса. Вы не немая. И гордость у вас есть. А при герцоге вы становитесь дохлой рыбой. Очнитесь уже, наконец!

Валентайн взял меня за руку, поцеловал, как прошлый раз. Кожу согрело его дыхание, лёгкое касание губ. След на руке остался, даже когда он меня отпустил.

— Ваша страстность впечатляет, миледи.

— Перестаньте издеваться. — Я отступила на шаг. — Понимаю, вас это всё развлекает. Но я не игрушка в ваших руках, и эта девушка тоже человек, и хотя бы потому заслуживает уважения.

Я подошла к Инес и забрала у неё кошку. Местная служанка подала мне шубу, пришлось повозиться с застёжками.

Проходя мимо Макарии, я сказала:

— Вы даже не представляете, как глупо выглядит ваше молчание и овечья покорность. Или вы поговорите с герцогом, или никогда не заслужите его уважения. Имейте гордость, в конце-то концов.

Кипя от гнева, я вышла на крыльцо и уставилась прямо перед собой. Как раз закончили запрягать лошадей, к отъезду всё было готово. Вот только стоит ли ехать? Может, остаться? Рискнуть?

Горло сжалось изнутри и снаружи. На шею кто-то словно удавку набросил.

Мне стало обидно до слёз. Всего одна ошибка, тщеславное желание покрасоваться на балу, и вот, до каких глубин унижения оно меня довело.

И зачем я только так сильно разнервничалась?

Герцог вышел на крыльцо, встал рядом со мной.

— Ну как, Лина, вы успокоились? Любуетесь видами?

Он посмотрел мне в глаза.

— Понятно. У вас лицо покраснело, и эти слёзы. Вы в состоянии говорить?

Я покачала головой, и он взял меня за руку.

— Идёмте за мной.

Мы дошли до кареты, и он помог мне подняться по ступенькам. Зашёл внутрь сам и попросил следовавших за нами девушек обождать снаружи.

Когда едва удаётся дышать, не до чужих чувств и переживаний. Мне стало всё безразлично. И что герцог подумает обо мне, и какую боль это причинит глупой девчонке, неспособной даже на то, чтобы сказать «нет».

Я устала бороться и физически тоже устала. Кое-как опустилась на сидение. Дышала медленно, пытаясь с толком использовать те крохи воздуха, которые получала через всё сильней затягивающуюся удавку проклятья.

Валентайн сел рядом со мной и начал расстёгивать на мне одежду. Я не сопротивлялась, но и не помогала.