— Благодарю вас, Тимофей Федорович, — я забрал у него листок. — Но прежде всего у меня есть к вам еще одно задание. Примерно часа через четыре к нам приедет эксперт по артефактам от князя Филатова. Его надо будет встретить и сопроводить в казарму к командиру гарнизона. Этот важный гость проведет экспертную оценку сердца каменного голема, которое мы добыли в ходе вчерашнего сражения. Степан Иванович покажет, где оно хранится. Это очень важно. От этого человека будет зависеть будущее благосостояние нашего имения. Прошу вас встретить его радушно и по всем правилам гостеприимства.

— Хорошо, ваше сиятельство, — управляющий слегка склонил голову.

— А теперь давайте посмотрим, что тут у нас. — И я внимательно пробежал глазами имена тех, кто был в отчете управляющего. Там был обозначен сам Тимофей Федорович, который сейчас был вне подозрений, а также еще один человек.

— Ильин Трофим Евгеньевич, — задумчиво проговорил я. — Это же наш мастер? Если мне не изменяет память, мы его взяли недели две назад?

— Все верно, ваше сиятельство. Он вчера ремонтировал сломавшийся карниз.

Я вопросительно посмотрел на Тимофея Федоровича.

— Ваше сиятельство, утром я по обыкновению зашел к вам в кабинет раздвинуть шторы, а на меня, представляете, рухнул этот самый карниз. Хорошо, что я успел отскочить. Иначе бы могло случиться ужасное. Весу в нем килограммов семь, если не больше. Лет пятнадцать держался, а тут возьми, да упади. Чертовщина какая-то, ей-богу. Вот я и позвал Трофима Евгеньевича. Он долго с ним мучался, но в конце концов вернул на место.

— Зная вашу занятость, предположу, что наш матер какое-то время был один в моем кабинете. Все верно?

— Так и есть, ваше сиятельство, — виновато разведя руками ответил управляющий.

— Пригласите-ка его ко мне через полчаса, Тимофей Федорович. Пора мне лично познакомится с этим мастером на все руки.

По пути к себе в кабинет я заглянул в кладовку и прихватил там стремянку. Мне нужно было проверить одну важную деталь, которая могла существенно приблизить меня к разгадке тайны странной записки из нижнего ящика стола.

По прошествии получаса в дверь кабинета деловито постучали и внутрь зашел Тимофей Федорович.

— Ваше сиятельство, Трофим Евгеньевич ожидает в приемной. Пригласить? — чопорным голосом спросил он.

— Пусть обождет. Я позову, — строго ответил я. При этом я специально повысил голос, чтобы его было слышно в приемной.

Управляющий молча поклонился и вышел.

Мне нужно было, чтобы клиент, как говорится, начал нервничать и дошел до кондиции. После этого разговорить его будет гораздо проще. И ничто так не расшатывает нервы, как продолжительное, тревожное и бездеятельное ожидание. Особенно если ты сидишь на жестком и неудобном стуле. Вы никогда не задумывались, почему во всех приемных такие ужасные места для ожидания? Теперь вы знаете это наверняка.

К тому же от вынужденного бездействия и повышенной нервозности человек начинает себя накручивать, выдумывать различные версии и причины вызова, которые еще больше взвинчивают его и доводят практически до белого каления. В этот миг можно брать клиента горяченьким. Главное, не упустить момент.

— Проходите, Трофим Евгеньевич! — громко крикнул я, когда положенные четверть часа истекли.

В кабинет осторожно протиснулся невысокий мужчина, лет тридцати пяти с лысеющей шевелюрой и бегающими глазками. Был он в рабочем комбинезоне, потрепанных временем кроссовках, а в руках нервно мял суконную кепку. Лоб его обильно потел, и бедняга временами промокал его видавшим виды платком, неизменно извлекаемым из большого бокового кармана.

Трофим Евгеньевич в нерешительности остановился у порога и глянул на меня исподлобья, будто бы сразу признавая, что если он даже ни в чем не виноват, то все равно ощущает на себе тяжкий груз вины, которую, кажется, он сам себе только что и выдумал.

— Проходите, Трофим Евгеньевич, присаживайтесь. — И я указал на старый скрипучий и весьма неудобный стул, который загодя поставил вместо уютного кресла. Тон мой был при этом благосклонным и весьма дружелюбным.

Играя таким образом на контрастах, можно было достичь у собеседника высшей степени замешательства. В таких случаях контролирующая функция разума начинает сбоить, на передний план выходит подсознание, и собеседник на автомате начинает говорить правду.

Слуга осторожными маленькими шажочками проследовал на указанное место и неуклюже опустился на стул, который под ним натужно заскрипел. Это привело моего собеседника в еще более нервозное состояние. Он опустил взгляд в пол и лишь изредка исподлобья поглядывал на меня.

— Как вам работается у меня, Трофим Евгеньевич? Все ли нравится? Может есть какие пожелания? — начал я издалека.

Слуга быстро замотал головой и хриплым голосом ответил:

— Все нравится, ваше сиятельство. Никаких пожеланий.