К одному из таких холмов, который был значительно больше и выше других, мы однажды и подошли. В его склоне сквозь накинутую маскировочную сеть виднелся вход в огромный туннель. Медведь остановился, сел и, что-то прорычав, мотнул головой в сторону входа.

Я подошел поближе и попытался сдернуть сеть, но она не поддавалась. Да и приподнять ее, чтобы пролезть снизу, я тоже не мог. Сколько я не пытался проникнуть в туннель, все эти попытки оканчивались ничем.

И тут я почувствовал присутствие кого-то третьего. Его не было видно, но, несмотря на это, я явственно ощущал, что здесь есть кто-то еще.

Медведь сидел и с интересом наблюдал за мной, даже не пытаясь мне помочь. Лишь изредка он что-то довольно рычал и кивал большой косматой головой.

И вдруг маскировочная сеть сама собой упала к моим ногам, а у меня в голове раздался уставший и слабый голос:

— Как же с тобой тяжело. Не думал, что ты такой идиот. Вспомни, чему тебя учили: добываешь информацию, тщательно планируешь, затем репетируешь, доводя до идеала, и только после этого действуешь. Никаких, к чертовой матери, необдуманных и импульсивных решений и действий. Я больше не буду вытаскивать твою тупую задницу. У тебя последний шанс. Иди!

И я пошел. Прямо в черную пасть туннеля. Обдумывая на ходу только что услышанную отповедь. Голос был чертовски прав. Я превратился в идиота. И теперь я уже не знал точно, кто я: глупый восемнадцатилетний подросток или шпион с многолетним стажем. Я осознавал, что если бы не был таким кретином, то многие из моих павших бойцов сейчас были бы живы.

Я остановился, окруженный полнейшей темнотой, и дал себе твердое обещание, что впредь буду вести себя осмотрительнее.

А потом я увидел свет. Маленькое пятнышко далекого выхода. И я побежал навстречу этому свету. Побежал так, как никогда не бегал. А через мгновение я вдруг услышал за своей спиной тяжелое дыхание моего медведя, изредка прерываемое его ободряющими рыками. Свет приближался, пока не покрыл все вокруг. Пока не поглотил меня.

А потом я очнулся. И первое, что я услышал, был отчаянный шепот Ярцева:

— Вот так, Николай Сергеевич, и вас не уберег, а теперь и сына вашего… Видно, никудышный из меня телохранитель. — Он немного помолчал. — Теперь меня в этой жизни ничего не держит. Если вдруг есть там что, за чертой, может еще и свидимся, — и я услышал звук взводимого курка.

С трудом разлепив ссохшиеся губы я прохрипел:

— Стой!

— Что за чертовщина?! — услышал я изумленный и немного испуганный возглас Виктора Петровича.

Я почувствовал, как холодная и чуть подрагивающая рука коснулась моей шеи и пощупала пульс.

— Твою ж мать!

Мою голову приподняли и оперли на что-то большое, мохнатое и… теплое. А после этого я услышал слабое медвежье ворчание.

— Ядрены пассатижи! Я что, тоже помер? — в голосе Ярцева сквозили панические нотки.

Я наконец-то разлепил веки и словно сквозь туман увидел перед собой расплывчатую фигуру Виктора Петровича.

— Пить, — прохрипел я, с трудом шевеля языком. В горле у меня ужасно пересохло. Глотать было мучительно больно, словно я нажрался наждачки.

Ярцев бросился к бутылке с водой. Судорожными движениями открыв крышку, он подставил горлышко к моим губам. Я сделал пару небольших и мучительных глотков. Горло страшно саднило. Но поступающая в меня жидкость делала свое дело и возвращала силы. Я отпил еще немного и после этого уже смог немного подвигать руками, да и острота зрения начала потихоньку возвращаться.

Я почувствовал, как меховой исполин, на которого я опирался головой, вновь зашевелился, на этот раз гораздо сильнее. Ярцев чертыхнулся и оттащил меня подальше, прислонив к стволу какого-то дерева.

Медведь продолжал ворочаться, медленно, лениво, словно после долгой зимней спячки. Потом он будто бы нехотя поднял голову и оглянулся на меня. Его глаза были уставшими и сонными, но в них уже мелькал радостный огонек. Монстр перевалился на бок, и я вдруг увидел, что на месте страшной раны, оставленной танком, виднеется лишь свежий огромный рубец. Смертельное увечье медведя каким-то чудом затянулось, кожа, мышцы, сухожилия и кости срослись.

Тем временем косматый монстр, пошатываясь поднялся и сделав несколько неуверенных, но при этом очень осторожных шагов в мою сторону, тяжело уселся рядом со мной. Виктор Петрович с опаской наблюдал за огромным зверем.

Косолапый утробно заурчал и вдруг придвинул ко мне свою раскрытую когтистую лапу, словно что-то просил у меня. Я поднял глаза на медведя, не понимая, чего он от меня хочет. Вряд ли я смогу ему сейчас что-то дать. Может он хочет, чтобы я, образно говоря, пожал ему лапу?

Положив ладонь на протянутую лапу, я легонько похлопал по ней и потом опасливо убрал. Медведь вел себя очень странно. Он, конечно, не проявлял никакой агрессии, но я не понимал, что у него на уме. И это заставляло меня быть настороже.