«Я чувствую ЧУЖУЮ душу…» — Слова не произносились вслух. Нет, ограниченный мыслеобраз, с тошнотворным привкусом чужой формы присутствия, попросту таранил голову каждого человека в пределах видимости Древнего. Жалкие ограничения языка или культуры оказались не применимы к пробужденному монстру.

— Быстрее!

Звонкий голос дочери коменданта выделился из общей какофонии городского боя. Иначе и быть не могло: у практика такой ступени все становилось слишком идеальным, гипнотическим, захватывало дух: голос, движения, кожа, выражение лица или блеск глаз. А уж если добавить незаурядную личность и природную красоту госпожи… Порой растерянно замирали даже привычные ко всему старые слуги или сломленные рабы.

— Хватайся!

Здесь не требовалось упоминание ада: отвлекаться во время боя чревато везде и всегда, без скидок на мощь, ранги или мнимое превосходство.

Потому что превосходство, на чем бы оно не основывалось, может быть только мнимым, иллюзорным, сиюминутным. Какой-то чжэнь назад ты угрюмо пялился на начало бесполезного турнира, а сейчас — отчаянно борешься за свою жизнь в довлеющем над тобой, как полуденное пустынное солнце, куполе ауры древнего аркадского чудовища.

«И все же Ба-нюйши как-то слишком волнуется за эту девку Ксина», — Закралась внутрь сознания полуоформленная мысль: больше на интуиции, выражении лица и интонациях голоса, чем от одной-единственной картины.

Картины, где тяжелая, злая, избыточная и ненужная в такой битве волна техники сильнейшей девицы Форта размолола сразу дюжину горбатых карликов между мо шен рен и заслоном отрядных бойцов у одного из двух входов арены. А следом за ней вьется молоком и золотом цепь из линьши. Гарантированный билет в безопасность, стоит лишь прикоснуться к одному из протянутых звеньев.

Впрочем, одноразовая звезда арены все равно не успела. Совсем немного, однако…

«Подойди ко мне, ЧУЖАЯ душа!» — Безразличная необходимость сменилась безоговорочным приказом.

А из широких рукавов аркчжэньского наряда, одновременно с духовной атакой, зашелестели серые звенья окутанной дымкой цепи.

От властной неизбежности ментального удара подкосились колени. Воины из заслона чуть не попадали, удержались лишь друг за друга, чем свободно воспользовались ухватистые демоны, практически продавили человеческий заслон.

Резкая интоксикация чужой волей и Ци, заключенных в ауре, вновь вернула концентрацию, смятение выбито чужим давлением.

Цзе Сяхоу опять стал видеть краски на вкус, пейзаж выцвел до черно-бело-красных оттенков, а тело вдруг стало таким легким. Он отпустил его, чтобы очередной безвкусный и безличный бой не мешал наслаждаться бездной чужих вариантов, яркостью судьбоносных решений.

Он увидел, как тело ученицы Чжэнь Ксина походкой окуренного маком сластолюбца бредет к де… к полубо… к Намтару, Проводнику Душ. Цепь на шее сочится туманной, белесо-зеленой дымкой. А море, обсидианово-черное море с масляным блеском — свита мелких бесов на службе Аркадской хтони — с тяжелым скрипом расступается перед ней, словно рыхлый песок под копытом верблюда.

Он наблюдал вспышку метки Покровителя мо шен рен, наблюдал ее медленное, механическое шествие вниз, в пролом плит. Наблюдал секундное обнажение чужой души, чистоту намерений, странную судьбу, привязку к Темной Богине, умиротворение, ослабление ауры Проводника Душ после резонанса с меткой и затратными манипуляциями.

Хтонический Полубог уничтоженного Аркада потратил достаточно сил, чтобы высокоуровневые бойцы Облачного Форта все же смогли загнать тварь обратно в Кур.

Он увидел кое-что ещё. Торжество понимания в лице Ксина, словно бы тот решил давнюю загадку, страх Божий, нет, настоящий ужас в позе мо шен рен, когда длань Вестника Смерти готовилась исторгнуть душу из тела, хмурый минор на личике Ба Мяо.

У девушки тоже прослеживалось какое то понимание, но, в отличие от гвардейца, оно не принесло ей радости. Даже такой примитивной, как облегчение от раскрытия давней загадки.

Кажется, ее искренне расстроила такая странная ситуация. Да, мо шен рен теперь только бежать. Или тщательно замалчивать свои умения, но правда все равно выплывет наружу.

Впрочем, никто не даст «отпустить дракона в море», а Ксин, судя по его эмоциям и отголоскам будущих действий, сам не знал о двойном дне двойного дна собственной ученицы.

Странная девица в плаще обречена, и Ба-нюйши поняла это куда лучше самой мо шен рен. Что огорчило ее, несмотря на хранимые девкой в плаще тайны или явное злорадство Ксина.

Цзе покачал головой, невольно растроганный тем скупым проявлением скорби, что могла позволить себе дочь коменданта.

В этом месте иногда забываешь истины другой, более человечной части Империи.

Забываешь, что у деревьев растут листья на голых ветках, что кора может быть сухой и теплой, без ранящей пальцы наледи и гладкого уродства чертодрев. Что у людей есть нормальные чувства, а не уродливые имитации поверх самого главного инстинкта: умри ты сегодня, а я — завтра.

Многие умрут сегодня.