Возможно, мо шен рен специально не стала добивать Гэ Шуншу, до последнего пыталась сохранить остатки облысевшего образа всего лишь талантливой смертной, чьи невозможные для заявленного уровня противники попались ей случайно и также случайно оказались побеждены.

Высокомерная, опьяненная силой (или застращенная своим учителем) девка пыталась взять темного практика живьем, а тот решил воспользоваться шансом переиграть провальную композицию, пусть даже посмертно.

И призвал внеочередную волну ценой своей жалкой жизни.

Самое логичное объяснение, вряд ли кто-то станет копать глубже.

Как бы то ни было…

Пол арены лопнул, песчаниковые плиты осыпались внутрь широкой, на две трети арены, дыры блискучими крошками. Каменная пыль окрасила первый вал наступающих тел из глянцево-черного в пыльно-бежевый, цвета жареного миндаля с сахарной посыпкой из вдумчивой снежной пороши.

Отвратительные карлики черным морем гнойной пеной полезли наружу.

Кожа цвета умасленного обсидиана, огромные носы, разинутый в визге гигантский рот до самых висков, белые, вульгарно-человеческие зубы без привычного для демонов ряда клыков, скрюченная спина, руки, грудная клетка, кривые ноги колесом, точь-в-точь у старого кавалериста.

Такую внешность вполне могли иметь совсем уж глубокие старики, скрести их с карликами, добавь достаточно энергии, да подари недостающие нечеловеческие черты, вроде черной кожи, неестественного глянца, выдающейся вперед челюсти.

Он не мог точно сказать, насколько сильными они являлись, но количество выплеснутых, как помои из ночного горшка, уродцев явно перевалило за несколько сотен, а поток и не думал стихать. Серьезная, опасная волна, даже если сами бесы ничего из себя не представляли.

— Тревога!!!

— ПРОРЫВ!

— Оповестить…

— Что за…

— Беги!

— ЗАЩИЩАТЬ ЛОЖУ!

Гомон над бывшей ареной заглушил плаксивые выкрики мелких монстров. Едва достигая полутора метров, они двигались энергично и вертко, с нужной автономностью и удивительным рассудком.

Твари сразу сообразили расползтись во все стороны убегающей кашей, ловко увернулись основной своей массой от беспорядочной лавины разрозненных энергетических атак сверху, догадались поднять пыль от сломанных плит, а часть из них принялась закидывать «зрительский зал» острыми обломками.

Тело Гэ Шуншу подгребли под себя верткие твари в первые же удары сердца. Немногим дольше продержались охранники, чисто ритуальная пара которых всегда охраняла арену во время «празднеств». Их разорвали с привычной яростью одной скоординированной атакой, без толкучки и помех друг другу.

Уродцы прекрасно взаимодействовали между собой.

В отличие от своего оппонента, таинственной незнакомке удалось избежать окружения, оторваться от охапок верещащей нелюди, раскидать в стороны туши тварей слабыми, но частыми ударами, удержаться от добиваний, нарастить темп отхода, выбрать из всех лучший, нет, единственный маршрут для побега.

Направление, где толпе монстров мешали собираться обломки от поврежденных внезапным обрушением плит.

— Отряд Сороки, ко мне! — Цзе уже мчался вдоль скамеек, лежаков, оставленных на холодных камнях кусках ткани к своей Главе. Его обсидиан сердца послушно наливался энергией Ци, что подметалась организмом со всего тела в центр, к даньтяню.

А краем глаза восприятие этого всевидящего мудреца Сяхоу успевало отметить действия Главной Ловушки Ксина На Предателей.

«Невероятная сообразительность! Или инстинкты. Странно, что против Суня или Шуншу она ничего такого не демонстрировала. Ей же было бы проще…»

Девушка очень вовремя сообразила не сражаться прямо на месте прорыва, не стала ждать поддержки зрителей, не застыла в шоке или сомнениях.

Она грамотно оторвалась от более медленных демонов, не стала тратить Ци на бесполезные в общей скученности и беготне атаки. Только выверенные, как маршрут успешного торговца, движения, четкая цель для прорыва к зрителям, ни малейшей попытки откопать тело старика в толпе демонов или прийти на помощь добиваемым охранникам.

А затем Цзе ощутил прибытие того, кто «забивает фениксов, сажает на цепь драконов».

Кровь стынет в жилах, разум в считанные удары сердца застывает на сковородке обнаженной ауры. Запах нагретого камня, прокаленного воздуха, вяленой плоти мертвецов и темной, зацветшей воды из бурдюка забивает восприятие любой другой ауры.

Только ярится в комендантской ложе упрямый огонек Ба Мяо, чем-то неуловимо похожий, и, в то же время, абсолютно другой оттенок духовной энергии.

Ощущение ужаса хватает за горло равнодушно, как давно принятое решение, сложное и невыгодное, но все равно нужное. Рядом хрипят боевые братья их отряда, пугливо дрожит Глава, как всегда чувствительная к чужим проявлениям и общему настроению.