Колобок не растерялся и с криком «Оу-еее!» оседлал моего дорогого друга. Родео продолжалось недолго: сделав небольшой круг, эти двое остановились у моих ног. Дыша, как загнанная лошадь, Антонио жалобно вздохнул и спросил у меня:

— Это кто?

— Это ёжик, — объяснил я.

— Жаль, что мой атрибут не лечит идиотов… — грустно сказал он.

И тут оказалось, что со стороны погибшей самшитовой рощи к нашей компании незаметно подошла злая старушка и теперь тоже глазела на скачки. Её одежда состояла из короткой юбочки, сплетённой из пожухлой травы. Похоже та самая дриада.

— Господи, неужели это и есть ад!? — простонал Антонио, падая на колени. Мы все трое с интересом посмотрели на него.

Даже старушка, явившаяся точно с недобрыми намерениями, внимательно следила, как он крестится и бьёт поклоны.

— Но почему ты решил, что это ад? — поинтересовался я успокаивающе.

— Как можно сомневаться? Два чудовища, и самое главное — здесь ты! Значит, точно ад, — убеждённо заявил кудесник.

Мы ещё долго выясняли, кто в чём виноват. Первым из нашей компании слинял Колобок, сославшись на нехватку энергии.

Потом мы переселили дриаду в соседнюю каштановую рощу. Здесь она оживилась, преобразилась в прекрасную полуобнажённую девушку и, прежде чем спрятаться, с лукавой улыбкой намекнула, что восстановление погибшей самшитовой рощи — это процесс не только магический, но и весьма телесный. Чем дольше внимать её призывам среди остатков иссушенных деревьев, тем пышнее они возродятся. Её взгляд говорил сам за себя: для полной гармонии придётся вложить все силы — и не только духовные.

Вдвоем к вечеру мы добрались до моего дома. Ужинать и ночевать Антонио категорически отказался:

— Провести ночь в доме, где живёт Наполеон? Да ни за что! Есть более лёгкие способы самоубийства, — заявил он, вскочил в кабриолет и умчался в замок.

Плотно перекусив, я тоже отправился на боковую.

Глава 22

Итак, представьте себе. Вы, герой без страха и упрека, спокойно просыпаетесь в своей спальне. На замечательной кровати с дорогим шелковым бельем. И никто не вламывается к вам с дурными вестями. Это явно не к добру, подумал я, отправляясь совершать утренний моцион.

По дороге к домику размышлений, стоявшему во дворе, я встретил служанок — они приветливо заулыбались и пожелали мне доброго дня. Чувствуя какой-то подвох, я внимательно осмотрел свою одежду: не подшутил ли кто, нет ли пятен, бантов и неприличных надписей. Мало ли что.

Вылетевший из-за угла Жозеф, как всегда, чуть не сбил меня и не упал сам. Но все-таки вовремя затормозил, сказал, что рад меня видеть, и что день сегодня замечательный.

Я забеспокоился, на всякий случай вернулся в спальню и взял молот. Настороженно, как партизан, снова отправился по делам.

Завтрак прошел до приторного хорошо. Все блюда на стол подавались вовремя, правильно приготовленными, и таяли во рту. Легкое вино было превосходным. В окончательное смешение чувств меня привели отец и мать. Они утверждали, что проблем на сегодняшний день нигде нет, чему они ужасно рады, ведь я вечно куда-то тороплюсь, а мы так давно не беседовали спокойно. И тут же принялись наставлять меня, как следует жить достойному корсиканцу — без лишней спешки, помня о благородстве и достоинстве. Словом, полный контраст с последними днями. От этого моя тревога только росла. К концу завтрака она совсем не давала мне покоя, словно сигнализация автомобиля, взывающего к хозяину.

Вернувшись к себе, я первым делом подключил «Распараллеливание сознания», чтобы спросить о причинах. И получил ответ: «Маниакальный психоз». Он мне не понравился. Как говорится, если у вас паранойя, это не значит, что за вами не следят! На всякий случай я отправился в астрал, к своему паразиту — за консультацией.

— Привет, паразит! Как-то мне неспокойно. Чувствую, грядет огромная гадость! А какая, не пойму. Помню, ты упоминал о своей связи с информационным полем планеты. Проверь, будь добр, нет ли сильных патологий в этой сфере, — обратился я к нему.

— Рад приветствовать. Сильных отклонений от нормы не наблюдается. Есть только небольшая странность на крупном острове, находящемся на Норд-Вест по отношению к твоему положению в пространстве. Информация, поступающая оттуда, теперь закодирована новым генетическим кодом, — сообщил паразит.

— Дай больше конкретики! Что за код? Какая информация? Насколько это опасно?

Паразит ненадолго замолчал.

— Представь, что вселенная — это живое тело, — начал он тоном лектора. — Которое живет, болеет, умирает. Галактики — это его внутренние органы, а планетарные системы — красные кровяные тельца. Самое страшное для вселенной заболевание — это хаос. Лучше всего от него помогает плесень, имеющая неограниченную алчность в потреблении. Проще говоря, разумные расы с минимальным жизненным циклом. Они проделывают большую работу, локально упорядочивая среду обитания и уравновешивая собой и своими трудами неорганизованный вселенский хаос. Поэтому галактика руками совершенных цивилизаций специально заражает некоторые планеты этой, можно сказать, плесенью. Однако если ее становится слишком много, или она вместо строительства цивилизации и уменьшения энтропии сама плодит хаос и страдания, то планетарную систему пропускают через первопламя. И, после паузы на восстановление биосферы, подсаживают новый штамм этой плесени.