Я постучала, но в ответ вновь услышала тишину. Уже собиралась уходишь, как вдруг за дверью кто-то осторожно скрипнул.

— Да? — человек за дверью был явно преклонного возраста.

— Здравствуйте, я прибыла сюда по поручению Ни Бредфила, начальника городской стражи Гротаса. Сейчас мы расследуем пропажу молодого человека, который, по нашим данным, пропал где-то в этом районе, вам что-нибудь известно?

Замок щёлкнул, массивная дверь открылась, после чего я увидела хрупкого и маленького дедушку, что смотрел на меня глазами полными надеждой.

— Проходите, гости дорогие. Это я запрос послал, но не думал, что вы так быстро прибудете, — хозяин пропустил нас внутрь дома, после чего пригласил за круглый деревянный стол, — Митенька всего три дня тому назад пропал, уже вся деревня на поиски ушла.

Интерьер дома был крайне странным: на стенах висела разглаженная кора разных деревьев, а в дальней комнате я успела разглядеть какие-то верстаки. Крупная кирпичная печь полыхала жаром, а на ней стояли банки с мутной жидкостью разных оттенков. Весь пол был добротно усыпан опилками. В самых неподходящих местах находился инструмент – топоры, пилы, рубанки, вытянутые ножики закруглённой формы.

Ещё сильно пахло спиртом. Однако дедушка не был похож на того, кто любит злоупотребить дурманящей жидкостью.

— Вы извините меня за беспорядок, непростые времена сейчас, — дедушка опустился на стул.

— Ничего страшного… — я тоже села на стул.

Только сейчас мне удалось рассмотреть его. Под глазами огромные чёрные впадины, со лба стекают капли пота, все руки покрыты ранками, ссадинами и занозами – старыми и новыми. А в глазах такое отчаянье. Оно мне знакомо.

— Дедуль, вы расскажите мне всё, я очень хочу вам помочь. Чем вы тут занимаетесь? У вас, — я замялась, подбирая нужное слово, — очень необычный дом.

Он словно только и ждал этого вопроса:

— Бумагу я делаю, доченька. Меня Федром звать, а Митька мой сынок. Я всю жизнь бумагой занимаюсь, у меня вся деревня работает. Мы дружно живём. Да… Мужики деревья рубят, бабоньки кору снимают да сучки выбивают. Потом стругаем. Даже детки помогали нам. Они рядом с пеньками ямки копают и шишки туда суют, потом ходят да поливают, сказки росточкам читают. Мы за лесом следим, уважаем его. Он нас кормит. Ты может голодна? Я тебе кровать выделю, накормлю, только помоги мне Митеньку отыскать. Горе это для деревни, он у меня умненький был, ремеслу учился.

Стоило Федеру замолчать, как по его морщинистому лицу побежали тонкие ручейки солёной грусти.

— Ты только скажи, что мне сделать… Я то уже совсем старенький, все свои знания я сыну передал… Мне себя не жалко…

А мне вот дедушку стало очень жалко. Дрожь его тела прекрасно передаёт всю горечь потери.

Зачем кому-то могло понадобиться лишать безобидного старика самого дорогого в жизни?

Я накрыла его беспокойную руку своей ладонью, попытавшись вложить в это движение всё своё сочувствие:

— Из моего отряда тоже выкрали человека, я подозреваю, что в этом повинны те же существа, что забрали у вас сына. Вы не замечали ничего странного в последнее время? Кому вы вообще бумагу продаёте?

Федор оживился:

— Замечал, а как же? Летов пять назад от заказов отбою не было, у меня хорошая бумага была и продавали мы её совсем недорого. Со всех средних земель ко мне ходили. А потом появилося где-то на полях с востока ещё производство. Так и я уже силы былые потерял, глаза слабые, мысли путаются. Все надежды на Митеньку были, чтоб моё наследство не развеялось с моим же прахом. А вот недавно совсем, с четыре полных луны, мне оставили записку. Так я сейчас покажу тебе, доча, погодь.

Дедушка похлопал себя по карманам, а после протянул мне скомканный листок бумаги.

«Мы покупат много бумаги. Тайник в лесу. Серебро за лист, бери сколько положил и уходи.»

Почерк был кривым и практически нечитаемым, спасал лишь размер букв – они были огромными, словно писались вовсе не человеческими руками…

Значит, кто-то большой и не самый умный. Орки? Но зачем им столько бумаги? И почему они не могли просто ограбить дедушку?

Я хотела спросить дедушку о том, что было дальше, как вдруг одна из банок, стоявшая на печи, стала шипеть и изменила свой цвет.

— Ох! Бородинская сосенка! — Федор вскочил и ринулся к печи с такой прытью, словно он совсем ещё молодой и вовсе не уставший.

Он схватил рукавицы, чтобы не обжечь руки и убрал банку с печи.

— Поди за мной, я покажу тебе бумагу. Может, это поможет. Тама и продолжу рассказ.

Я прошла за федером в комнату с двумя верстаками, ещё раз удивилась таинственному обустройству его дома.

Федор в это время ловко подопнул один из ковров, тем самым оголив деревянный люк, я подошла ближе и открыла его. Под ним оказалась вполне сносная каменная лестница, ведущая вниз.