– Зачем ей тебя прибивать?

– Под горячую руку, как говорится. Барышня импульсивная, если не заметил.

– Да уж…

Мы опять посмеялись.

– Ну, так что, явишь мне человеческую версию себя? – предложил Леон.

Пришла моя очередь смущаться:

– Видишь ли, не умею пока превращаться вместе с одеждой. А голому здесь как-то не по себе.

– Так это не проблема! Держи!

Он подошел к трону, плащ соскользнул с плеч и улегся на подлокотник. Леон остался в жилетке, рубашке, брюках с ремнем и высоких ботинках.

Я хотел последовать его примеру – спрятаться сперва в темном закутке позади трона, – но едва меня повело в ту сторону, Леон остановил:

– Давай тут. Все равно смотреть не буду. Поищу пока, куда пристроить новый экспонат.

Взял с подлокотника кинжал, развернулся и зашагал вдоль стены. Очки переместились на лоб, коллекционер вглядывается в стекла камер хранения. В мою сторону не смотрит.

– Давно за ней слежу, – говорит, не отвлекаясь, – у Блики очень мощный… энергетический след, так скажем. Вот всяких слабаков, вроде нас с тобой, отслеживать куда труднее. Но только не Блику! Легко могу узнать, где она побывала… Но, к сожалению, не могу знать, где будет. Так что… посещаю места, откуда она исчезла, и собираю то, что осталось после нее.

– А узнать, где она сейчас, можешь?

– Нет. Следу нужно время, чтобы охватить перемир. Так же как взрывной волне нужно время, чтобы распространиться. Когда нахожу след Блики, ее в том месте уже нет. Она нигде не задерживается. Кроме, может быть, дайменов. Но даймены она маскирует, до сих пор не известно ни одного.

Тем временем, я уже восседаю на троне, запахнувшись в плащ. Руки на подлокотниках, затылок впитывает прохладу кирпичного изголовья. Подкладка плаща обнимает тело божественно. Я бы дал этим ощущениям бронзовую медаль, после горячей ванны и объятий голой женщины.

Наблюдаю, как Леон, стиснув клинок в челюстях, карабкается по кирпичным выступам, по бренчащим потолочным цепям, и меня точит изнутри какой-то червячок.

Леон, конечно, подкупил своей мелодраматичной историей, однако…

Во-первых, он даже не поинтересовался о моих правах на этот кинжал. Я бы, конечно, и так ему отдал, если бы он попросил, мне сия железка не очень-то и нужна. Я всего лишь использовал ее как маякорь для своего даймена, могу сделать и другой. А тут фетишист, страдающий от безответной любви. Как тут откажешь!

Но Леон изначально ведет себя так, будто кинжал – его собственность. В довесок к тому, что его бандиты без приглашения заявились на мой даймен, пытали и грозили расправой!

А во-вторых…

«В мире, где никому нельзя доверять…»

Его цитата опять царапнула мозг.

«Никому нельзя доверять», – вот три слова, которые не давали покоя все это время.

Смотрю, как хозяин хранилища поднимает стекло одной из ячеек, кладет туда добычу, запирает…

Никому нельзя доверять!

Так почему же ты, Леон, с такой легкостью устраиваешь мне экскурсию по собственному даймену? По сокровищнице, которую с такой скрупулезностью наполняешь много лет. По месту, кишащему твоими шпионами, чтоб не дай бог ни одна посторонняя муха не пролетела. По тайному логову, над которым неизвестно какой город и даже какая страна! И вот по такому месту ты спокойно водишь меня, которого видишь впервые в жизни! Который запоминает маякори этого подземелья, уникальные детали, а значит – сможет без проблем вернуться сюда через перемир и привести с собой кого угодно!

Леон спрыгнул на пол, развернулся ко мне в радушном жесте, очки упали обратно на переносицу, сверкнула улыбка.

– Вуаля!

«Почему ты это делаешь, Леон?» – думаю я, глядя, как он идет к трону по решетке над бурлящим бирюзовым озером, сквозь пары снотворного, очевидно, безвредного для своего создателя.

Почему ты раскрываешь сокровенный даймен первому встречному?

Ответ вижу лишь один.

Ты в полной уверенности, что первый встречный не покинет это место никогда.

– Тебе чрезвычайно идет мой плащ, – говорит Леон, приближаясь и хлопая в ладоши. – Но еще больше тебе идет этот трон!

Он вскинул руку, и пальцы высекли щелчок.

В ту же секунду плащ сдавил мое тело. Пуговицы сами собой застегиваются, полы обмотались вокруг ног, воротник схватил за горло. Меня вжимает в трон спиной, задом и всеми конечностями, будто я привинчен огромными шурупами, даже голову не повернуть, смотрю прямо перед собой, туда, где в торжествующей позе стоит Леон.

Из ячеек в стенах, бодая и поднимая лбами стекла, полезло кошачье племя. Колодец наполняется злобным мявом и шипением. Они стекают по стенам, будто капли меда по сотам, и окружают трон полукольцом. Вот уже скачут по трону, топчутся по мне. Шипят, брызжут слюной, распускают когти, сверкают клыками, пожирают меня глазами, полными ярости…