Шрифт:
— Неужели они и тебя вовлекли в это? — парень тщательно имитировал возмущение.
— А что я могла поделать? Они… так недвусмысленно распорядились.
— Ну-ну-ну… рассказывай! — не на шутку заинтересовался он.
Лия прижала ладошки в алевшим щечкам, глянула на парня, а потом, упав ему на грудь, уткнулась в подмышку.
— Ну, Кан… давай не будем, а?
Каннут, закусывая губы, чтобы не расхохотаться, обнял женщину, стал поглаживать ее по спине и ниже.
— Ну же… ты же девочка взрослая, чему смущаться?
Лия посопела ему в ухо, а потом еле слышно прошептала:
— Чему смущаться? А тому… что мне хорошо было, вот! Это же — неправильно! Но ведь они такие, красивые. А старшая еще как посмотрит своими зелеными глазищами, у меня аж замирало все внутри!
Каннут почувствовал, что рассказ женщины ощутимо повлиял на него. Ага! Еще как ощутимо!
— А ну-ка… садись вот так! — усадил ее сверху на себя, — И что… продолжай!
Лия всхлипнула от ощущений, крепко зажмурила глаза:
— Ну… вот.
— Тебе было хорошо, говоришь? — подтолкнул ее к продолжению повествования.
— Угу-м… И… я старалась, чтобы им было тоже хорошо. А еще… от них одуряюще приятно пахло. Цветами, свежей травой, листвой, омытой дождем… Ох! Я чувствую себя окончательно падшей…
— М-да… ну что я могу сказать? Надо тебя наказать за такой грех. Вот сейчас… Сейчас я тебя и накажу! Согласна? Будем возвращать тебя к нормам обычного общения мужчины и женщины.
— Накажи меня… милый Кан! Да…
«Вот же… Эльфийки — общечеловеки и толерасты, «элгэбэтэ» сплошное! Хотя… нет. Бисексуальны они. Или они просто мужикам мозги кипятят, а сами посмеиваются между собой?».
И он постарался наказать Лию построже, чтобы вернуть в лоно нормальных отношений. Судя по всему — ей понравилось наказание. Уж ему-то — без сомнения, понравилось!
Между тем приближалась осень. Как Плехову — так самая классная пора, когда по утрам уже ощутимо прохладно. На рассвете туманы клубятся над речушками и ручьями, ползя полосами по низинам полей. На пробежке дышится легко и приятно.
«Листвой пахнет. Не прелой, как дальше в осень, а ещезеленой. Терпкий такой запах, бодрящий!».
И вечерами прохладно становится.
А вот днем солнце еще вполне себе припекает. Не обжигает, как в середине лета, а именно: припекает. Как на вскидку — так градусов двадцать семь, двадцать восемь, если по привычному Цельсию. Но — не более! Хотя и не менее.
Парень решил взять от конца лета то, чего потом будет явно не хватать осенними и зимними днями: отдыха на речке, купания, валяния после этого на бережке. Погреться под ласковыми лучами после бодрящей уже воды — что может быть лучше?
Компанию ему в этом составила Витка. По большому счету она была еще девчонка. Пусть и занятие у нее в глазах обычных людей, в реальности если — предосудительное. Но Плехов ханжой никогда не был, ну… Выбрала она себе такой способ зарабатывания денег. По характеру же — нормальная девчонка. Вроде бы…
Плескаться с ней в речке было весело. Пловчиха из нее — та еще, но ему доверяла, и в воду лезла смело. А уж визгу было в их игрищах! Каннут сам хохотал до слез! В общем, весело!
Ну и потом, на берегу… Х-м-м… Классная девчонка, компанейская. Ласковая и чувственная.
Вот и сейчас, умаявшись, они отдыхали на бережке. Витка дремала, положив голову ему на грудь и закинув на него руку и ногу. И парень млел и от ласкового солнца, и от красивой девчонки в его объятиях.
Взбодрило его непонятное сопение из зарослей кустов позади них, ближе к деревьям. Каннут осторожно потянулся и, запрокинув голову, посмотрел назад. Из кустов выглядывала веселая собачья морда.
«На хаски походит, только заметно темнее окрасом!».
Потом что-то озадачило его.
«Что-то морда у этого хаски какая-то чересчур большая!».
Каннут осторожно снял с себя руку и ногу нимфы-брюнетки и повернулся набок, фокусируя взгляд.
«Вот ни хренаж себе!».
Это был не хаски! Это был ни хрена не хаски! Волчара — здоровенный и очень… в общем — большой, да! Кан осторожно протянул руку в сторону, где на поясе его сброшенных штанов, в ножнах имелся кинжал.
«Хотя… против такого зверя с кинжалом?».
Волк, еще секунду назад весело скалящий очень немалые клыки, озадаченно свел брови, подумал и негромко рыкнул. Мол — «Не балуй!».