Жители шарахались от меня, как от прокажённого. Говорили только с Мустафой, бросая в мою сторону опасливые взгляды. Женщины прятались за мужчин и ещё детей скрывали, словно я пришёл их красть. Дети смотрели с любопытством, но стоило мне только повернуться в их сторону, как они тут же разбегались.

Земля вокруг — сухая, потрескавшаяся, явно страдающая от недостатка воды. Поля, некогда плодородные, теперь заросли сорняками. Сады высохли, скот — худой, изнурённый жарой и недоеданием. Деревенская площадь, на которой нас встречали, была покрыта толстым слоем пыли, взлетавшей при каждом шаге.

Я глянул вперёд. На расстоянии пары километров поставили что-то типа столбов с колючей проволокой. Много строений, палаток и людей — там наша армия. Тут, по условиям мира, никого нет до самого Бахчисарая. Пограничная полоса — теперь моя территория как буфер между двумя враждующими странами.

С нашей стороны развевались флаги Российской империи, виднелись фуражки и блестящие на солнце штыки. Военные наблюдали за кортежем с нескрываемым интересом. Наверняка гадают, что это за представление.

Слуги тем временем разбили шатёр для Зейнаб, которая сидела в тени и ела какие-то фрукты со льдом. Откуда они вообще тут лёд достали, для меня оставалось загадкой.

Девушка выглядела свежо и отдохнувши, несмотря на долгую дорогу. Тонкое шёлковое платье подчёркивало изящную фигуру, волосы уложены в сложную причёску, украшенную жемчугом. Настоящая восточная принцесса среди нищеты. Она сидела, выпрямив спину, с гордо поднятой головой, словно находилась не в пыльной деревне, а на приёме у султана.

Потом началось. Шесть часов подряд Мустафа выслушивал старост деревень о проблемах, которые у них есть. И теперь это мои проблемы. Как новый владелец земель я вынужден был внимать всем жалобам.

Первый староста — грузный мужчина с седой бородой и глубокими морщинами на лице — долго рассказывал о состоянии полей. Его руки, покрытые мозолями от многолетнего труда, энергично жестикулировали, когда он рассказывал об урожае, который оказался скуднее обычного из-за засухи.

— Он говорит, что земля высохла, — переводил Мустафа. — Колодцы почти пересохли, а дождей не было уже два месяца. Если так продолжится, следующего урожая не будет вовсе.

Второй староста — худой, как жердь, мужчина с горбатым носом и выцветшими от солнца волосами — поведал о состоянии скота. Многие животные заболели странной болезнью — отказывались от пищи, слабели и умирали. Ветеринаров здесь нет, а лекарства, которые пытались применять сами крестьяне, не помогают.

Третий — моложе других, но с уже поседевшими висками, — говорил о людях. В их деревнях царят уныние и страх. Военные действия закончились, но никто не уверен, что мир продлится долго. Жители не хотят вкладываться в дома и хозяйства, боясь, что всё снова будет разрушено.

Четвёртый — маленький суетливый человечек с беспокойным взглядом — рассказал о детях, среди которых распространилась какая-то хворь. Высокая температура, сыпь, слабость — лишь некоторые симптомы. Уже несколько малышей умерло, а лекарей в округе нет.

Пятый — женщина средних лет с усталым лицом и натруженными ладонями — говорила о нехватке рабочих рук. Многие мужчины ушли на войну и не вернулись. Остались в основном старики, женщины и дети. Некому пахать поля, строить дома, защищать деревни от бандитов, которые нередко наведываются в эти края.

Шестой староста — самый старый из всех, с длинной белой бородой и глазами, видевшими слишком много, — подытожил всё сказанное:

— Нам нужна помощь, — перевёл Мустафа его слова. — Без поддержки эти земли скоро станут пустыней, а люди либо умрут, либо разбегутся.

Армии турок тут больше нет. Продажи товаров, соответственно, тоже прекратились. Помимо того, что требуются деньги на скот и всё остальное, ещё и инфраструктура разрушена. Дороги в ужасающем состоянии, мосты через немногочисленные ручьи обвалились, колодцы нуждаются в очистке и углублении.

Вот это я понимаю, землю выделили. От души, душевно, в душу. А чего ещё ожидать? Что мне Бахчисарай подарят? Золотые прииски? Плантации с пряностями? Разберусь, не впервой начинать с нуля.

Мне дали бумагу, и я записывал всё, что говорили жители через Мустафу. Схематично набрасывал карту территории, отмечал проблемные участки, делал пометки о первоочередных задачах.

Потом я отправился осматривать деревни лично. Первая, самая большая, состояла из нескольких десятков глинобитных домов, покрытых соломенными крышами. Центральная площадь с полуразрушенным колодцем, несколько лавок с жалкими остатками товаров. Тощие куры бродили по пыльным улицам, выискивая что-то в земле. Старики сидели в тени домов, женщины занимались хозяйством, дети — единственные, кто ещё сохранил энергию, — играли в какую-то игру с палками и камнями.