— Все разливы пламени всегда начинались отсюда. Здесь выход ближе всего. Площадь затапливало, зажиточные дома и дворцы уничтожало, но народ не переставал селиться здесь. Чем ближе к разлому, тем больше благодати, считали они.

Эллиот нисколько не запыхался. Я же выдала только короткое:

— А что теперь? Ты это изменил?

Получалось, что Эллиот все свои дни проводил в самой горячей точке этого мира.

— Я запретил возводить жилую недвижимость. Убрал с площади магазинчики и лавки. Да даже деревья высаживать не дал. Никакого смысла в этом нет — источник все равно регулярно беснуется. Зато мы сидим прямо на нем. Удобно фиксировать малейшие колебания. Кстати, с тех пор как я стал мэром, сильных разливов больше не случалось.

— Понятно, — вздохнула я. — Умеешь ты наводить порядок. Тебе достаточно просто постоять рядом.

Он рассказывал еще что-то. Про то, что церемониальные Горнила находились под дворцом владыки. Я поежилась, вспомнив отпетую физиономию их Падшего ангела. Но, по словам Эллиота, здесь работать все равно удобнее.

Вся эта важная информация заходила мне в одно ухо, и, хотя в другое не выходила, я не могла искренне интересоваться внутренним устройством города именно сейчас.

Я человек, я волновалась. Не каждый день, приходится забираться так высоко, чтобы столкнуться с неизбежным.

У Бездны не было определения. Для демонов она означала и жизнь, и смерть, завернутые в пламя, то есть в источник их магии. Но я не местная, я не могла воспринимать Извечный огонь так же естественно.

— Конвей, могу я попросить тебя?

— Что такое, Джейн?

— Может, сейчас не очень подходящий момент, но я не представляю, какой более правильный и что будет дальше.

Он аж остановился от удивления. Что мы можем сгореть, не вернуться, стать кем-то другим не приходило ему в голову. Он шел выдвинуть свои условия — оповестить о них. И все.

— Мне кажется, что я схожу с ума. В облике бога ты говоришь о себе, то есть мэре в третьем лице. Сейчас ты разговариваешь, как всегда. Не мог бы ты всегда быть собой? То есть не разделяться хотя бы в речи?

Он серьезно кивнул.

— Разумеется, милая. Я понимаю, что это непросто. Мне пришлось несколько часов провести в ступоре, осваивая воспоминания стихийной сущности. Богом себя называть я не готов… И то не все еще переработал.

Я запыхалась. Мы стояли на очередной площадке и целовались. Это плохой способ восстановиться дыхание.

— А как мне тебя называть? Джейн или Мария? Предупреждаю, что во втором облике ты для меня Лилия. Я могу бороться со своей потребностью звать тебя так, но это крайне сложно.

— Не борись. Просто будь целым, будь собой. Я готова узнавать тебя заново.

Он, как всегда, легко подхватил меня руки. Его пряди щекотали мне нос и губы. Я закрыла глаза, но ступеньки вдруг внезапно кончились.

Мы зашли в небольшое округлое помещение. Вместо окна зиял разлом, откуда открывался вид на город, затянутый серой дымкой. Солнце сегодня тоже наполовину укрыла тонкая пелена смога.

На полу в центре еще одна дыра. На этот раз квадратная и выложенная кирпичом. Сакральные Горнила напоминали обычный грубый очаг. Чашу для костра, над которой каменщик не заморачивался так уж сильно.

Огонь в нем еще не горел, но его приближение выдавал свист и рев.

«Я не отдам тебя никому, — подумала я. — Не для того я перенеслась неведомо куда и постоянно дышу гарью».

Фиолетовое пламя вспыхнуло, и все вокруг перестало быть таким убогим.

Огонь из очага бил высоко и острыми зубцами почти касался закопченного потолка. Я, замерев, рассматривала то самое Пламя, источник всего. Не представляю, какие еще проявления имелись у Бездны, но в огненном исполнении она великолепна.

Поэтому не сразу приметила, что слева от очага примостился маленький чернявый человечек, ростом еще меньше Вышеслава — может быть, несимпатичный лесной эльф, если такие встречаются. Его уши сужались кверху и торчали из-под шапки жестких волос.

— Я Сатья, — представился он он без всякого поклона и не меняя позы. Сидел он на голых камнях, разведя колени, как йог. — Я глас Пламени. Не все из вас в состоянии слышать его.

— Странно, — пожал плечами Конвей, — я эпохами говорил с Бездной напрямую. Что изменилось?

— Не берите в голову, великий герцог, — Сатья зажмурился. При этом он постоянно улыбался. — Считайте, что особая честь оказана вашей спутнице… Вы знаете, что от вас требуется?

Конвей приложил руку туда, где у него некогда было сердце.