Эллиот во всех подобных случаях реагировал стопроцентным игнором. Тем самым, из-за которого суккубы считали его холодным. А вот демоны, — многим из них до сих пор не давала покоя загадка, что же нашел во мне первый красавец Бездны, — получали от него совсем другой прием. Испепеляющее пламя.

Правда, до смертельных исходов не доходило. На мне так и стояла его защита, а перстни он не позволял снимать даже на ночь.

— Это и есть твоя магия, Джейн. Ты передвигаешь предметы — ой, аккуратнее! — разжигаешь огонь и варишь вкуснейший борщ. Что? Последнее не магия? В любом случае, пока ты осваиваешь бытовые навыки, пусть кольца побудут на тебе.

Герцог вошел к нам, сухо поздоровавшись с леди Стефанией или Пасифией, которой пришлось с кислой физиономией вернуться на свое место. Поцеловал меня в губы, пока Перес и Вышеслав старательно смотрели в другую сторону. Сжал пальцы, а потом поцеловал и их тоже.

— Ты как? Не устала?

— Прекрасно себя чувствую.

Он ловко вытащил какие-то документы из портального кармана и удобно расположился рядом… Вот он, настоящий болельщик. Впрочем, до заезда Френсиса еще как минимум полчаса.

— И будет еще лучше, дорогой. Когда мы съездим к моей маме. На следующей неделе вы как раз сдадите верхнюю развязку над центральной площадью и…

Эллиоту удалось подавить вздох. Бумаги по щелчку пальцев испарились обратно.

— Джейн, давай лучше она к нам. Несколько дней на Земле — это полдня здесь, а подготовка к перемещению — еще дня четыре. И потом из меня плохой фейх… шейх? В общем, абсолютный правитель. Она думает, что я не в себе, когда я бегаю по отелю и пытаюсь настроить голограммер. К тому же у нас дома столько комнат, ей так нравится устраивать перепланировки. Давай для нее добавим отдельное крыло?

Я прикрыла глаза. Мы перемещали мамочку два раза, и оба раза вышло не очень. У демонов не получалось нормально воссоздать самолет, даже когда я добыла иллюстрации. И ей пришлось стирать память, когда у стюарда Переса от искусственной тряски вылезли клыки. Добавить сюда, что Бездна с ее запруженными улицами, волшебной подсветкой, оживляемыми магией витринами и тысячами кафешек, где отдыхали рогатые и хвостатые, мало походила на поселение бедуинов…

— Да, любимая, я понял. Мы отправляемся к маме. Тем более ты хотела сделать специальные картинки малышки. У нас такой магии нет.

Это он про аппарат УЗИ. Три месяца назад демон был в совершенном восторге.

Объявили полуфинальный заезд. Френсис верхом на Буревее застыл у стартовой линии. Перес снова схватился за бортики, а лепрекон принялся выдирать из бороды клоки волос и поджигать их.

Оба демонстрировали полнейшую уверенность в победе.

— Мальчик, мой мальчик, давай, — завопил дворецкий, после сигнала подпрыгивая на полметра вверх.

— Тише ты, — шикнул на него Выш. — Напугаешь нашу девочку.

Но не выдержал и добавил:

— Каков, а? Настоящий сын степного бога!

Конвей стоял у меня за спиной и поглаживал за плечи.

— Не, папина дочка сама кого хочешь напугает, — сообщил он тоном эксперта.

Лошади рвались, как бешеные, прямо со старта. Но Буревей и его наездник не оставили другим ни малейшего шанса.

Когда Френсису вручали кубок, я не отрываясь смотрела на Конвея. Его глаза светились ярчайшим голубым светом. Муж не выпускал моей руки.

Когда дом засыпал, то просыпалась… Нет, не мафия и не древнейшая сущность моего мужа, — точнее, не только она — но и его неистребимая потребность творить.

Я сидела на стуле у камина и позировала. Чтобы быть уверенным, что я не мерзну, супруг добавил в мастерскую небольшой очаг. На ноги мне обязательно набрасывался плед. А спинку стула набили ватой так плотно, что он почти превратился в кресло.

Позировать разрешалось не более двадцати минут за вечер — иначе Ее Светлость, не слава Бездне, утомится.

Конвей отличался постоянством. Он рисовал меня каждую ночь. И никогда не завершал портрет. Втайне от него я иногда поглядывала на холст по утрам, после того как мэр отбывал в правление.

С полотна на меня смотрели то рассыпанные по небу далекие звезды, то бабочка с тончайшими крылышками, порхающая над огнем. Один раз у него получился невероятный по красоте цветок, с лепестка которого свешивалась капля росы.

А еще он любил изображать небывалые миры с поразительным буйством красок. Что это было? Видел ли он что-то подобное в своих снах? Путешествовал ли там, или он, действительно, рисовал все это, глядя на мою округлившуюся фигурку, едва прикрытую атласной сорочкой?