— Ты чтишь законы Ада? — её голос зазвучал эхом, многоголосым и нечеловеческим. — А я знаю законы и Ада, и Небес. И сегодня ты узнаешь, что бывает с теми, кто встаёт у меня на пути.

Рыцарь ответил лишь скрежетом доспехов, вновь бросаясь в бой.

А Василий, тем временем, уже решал другие проблемы — например, как не попасть под раздачу сразу трём разъярённым женщинам (Люцилле, Азариэль и теперь ещё Серафиме).

Бегство казалось неплохим вариантом.

Но, увы, бежать было уже некуда.

Потому что в этот момент Марбаэль, уставший от игр и хаоса, поднял руку, и всё вокруг покрылось льдом.

Гигантская печать Закона — тот самый символ, что украшал его трон — разверзлась под их ногами.

Мир перевернулся. Двести воскресших тел застыли, как марионетки, их конечности скрючило в неестественных позах. Серафима и рыцарь Ада прервали поединок, их доспехи впились в пол, будто прикованные невидимыми цепями. Остатки стен чертога поплыли, превращаясь в абстракцию, как будто реальность растворилась в чернилах.

Даже Люцилла на мгновение потеряла равновесие. Только Азариэль стояла непоколебимо, её глаза горели холодным пониманием.

— Он все еще может использовать мою силу, — прошептала она. — Скоро нас поглотит его закон Упадка.

Василий, прижатый к полу невидимым давлением, с трудом повернул голову.

— Кто-нибудь… придумал… план?

Асмодей, который до этого момента молча наблюдал за всем, вдруг засмеялся.

— Да. — Он выпрямился, и его тень внезапно стала больше его самого, растянувшись по полу, как живая. — Мы делаем то, что всегда делаем, когда всё идёт к чертям.

Малина подняла бутылку.

— Зажигаем?

Асмодей ухмыльнулся.

— Зажигаем.

Безмолвие. Густое, тягучее, словно сам воздух застыл в ожидании. Руины чертогов Малины служили прямым доказательством — раздавленные колонны, обугленные бумаги, осколки стекла, мерцающие в кровавом свете Первого Круга. Здесь всего пару дней звучали смех и шепот адвокатов дьявола, звенели бокалы с вином, выдержанным в пламени преисподней. Теперь лишь ветер, горячий и едкий, перекатывал по полу обломки ещё свежих воспоминаний.

Марбаэль стоял среди этого хаоса, неподвижный, как статуя. Его золотые одежды, расшитые рунами вечности, не шевелились — будто даже воздух боялся нарушить его размышления. Он медленно провел пальцем по трещине в колонне, ощущая под кожей шероховатость камня, впитавшего в себя отголоски магических взрывов. Копоть оседала на его когтях, а среди обломков поблескивали осколки бутылок — возможно, тех самых, из которых недавно пили адвокаты дьявола и отмечали свое первое успешно закрытое дело.

— Порой хаос… бывает полезен, — произнес он наконец. Голос его звучал мягко, почти задумчиво, но в каждом слове чувствовалась натянутость. — Маленькие тараканы, устроившие этот беспорядок, напомнили мне кое-что важное.

Его пальцы сжались в кулак, и в тот же миг по полу поползли ледяные узоры. Кристаллы, синие, как глубинные льды забытых миров, расползались по трещинам, сковывая следы битвы, запечатывая память о мятеже под слоем вечного холода.

— Скука. Апатия. Безвыходность. — Он поднял глаза к небу, где плыли багровые тучи, пропитанные воплями грешников. — Они должны стать еще сильнее. Чтобы никто… никто на ближайшие тысячелетия даже не подумал посягнуть на мою власть.

И тогда пространство перед ним дрогнуло.

Сперва — лишь легкая рябь, будто от падения невидимой капли. Потом — золотистый свет, пробивающийся сквозь саму ткань реальности. Портал развернулся, как свиток, и из него хлынуло сияние — не адское, не земное, а нечто иное. Оно не слепило, но заставляло глаза слезиться, будто пытаясь втолковать непостижимое. Это был свет порядка, закона, не терпящего отклонений.

Голос, доносящийся из портала, звучал одновременно и тихо, и громко, будто слова возникали прямо в сознании, обходя уши:

— Марбаэль. Был зафиксирован всплеск маны, использованный для манипуляции душами. Объяснись.

Князь Первого Круга медленно сгорбился в поклоне, и тяжелые цепи, оплетающие его плечи, тихо звякнули, словно вздохнули. Золотые звенья, испещренные древними печатями, мерцали в отблесках портала, напоминая о тысячах лет несокрушимой власти.

— Все улажено, Всевышние. — Его губы растянулись в холодной, безупречной улыбке, в которой не было ни капли тепла — только точный расчет, обретенный с веками. — Нарушители устранены.