Шрифт:
Мимо, на краю зрения, мелькнуло рыжее пятно. Порфирий вырвался вперед, прыгнул, как тигр на свою жертву. На секунду в воздухе пролетела его толстая тушка, распластанная мохнатой звездой, прежде чем кот вцепился бегуну в затылок. С курчавой головы слетел пижонский берет, бледный юноша упал на тротуар, покатился, истошно вереща и пытаясь отмахнуться от разъяренного хищника. Порфирий отпрыгнул в сторону, выгнул спину, вздыбил шерсть, грозно зашипел. Подскочил, быстро настучал несчастному лапой по затылку. Беглец попытался было подняться, но тут уже на него сзади налетел Глеб, схватил поперек корпуса и снова повалил на землю. Закрутил руки за спину, рывком поднял.
Вся погоня не заняла и десяти секунд.
— Стоять, попался! Полиция, — прохрипел Глеб.
— Я ни в чем не виноват, — затравленно простонал юноша.
— Сейчас разберемся. Назовите ваше имя и фамилию.
— Я художник, — чуть не срываясь в слезы продолжил причитать тот. — Я человек творческий. Нельзя меня хватать! Нельзя! Отпустите!
— Вы задержаны, — повторил Глеб, игнорируя причитания, — представьтесь!
— Моё имя это не ваше дело, сатрап, отпустите!
— Где кошелек? — рыкнул Глеб, из последних сил стараясь держать себя в руках.
— Нет у меня кошелька никакого! Точнее есть! Но это мой! Забирайте его, только не убивайте!
Ругаясь вполголоса и стараясь не прислушиваться к бесконечному потоку истеричных причитаний, Глеб схватил задержанного за воротник и потащил к потерпевшей. Та уже совершенно спокойно забрала свою корзинку и уходила прочь.
— Этот человек украл у вас кошелек? — окликнул её Глеб.
— Нет, что вы такое говорите? — в голосе служанки слышалось неподдельное возмущение. — Зачем наговариваете на человека? Вот мой кошелек, тут он, в корзинку упал, да за продукты завалился. Никто не крал ничего.
— Зараза, — буркнул смущенный Глеб. — Одна кричит, второй убегает. Вы что тут, сговорились?
— Хам.
Служанка резко развернулась на каблуках, будто ничего и не случилось, перехватила свою корзинку и спокойно пошла прочь. Толпа, посмеиваясь и кидая косые взгляды на Глеба, начала расходиться, рассыпая на ходу смешливые комментарии. Остались только вездесущие бабульки, вечно стягивающиеся к месту происшествия, как мотыльки на огонь, и тут же начавшие во весь голос ругать «хулюгана», который «избивает студентика».
— Я ничего не делал! — захныкал пойманный.
— А чего это вы убегали? — сердито спросил Глеб.
— Я испугался.
— При первых криках «держи вора»? Странное совпадение, нет? Совесть нечиста?
— Я человек нервный! Творческий и ранимый! А вы меня бьете!
— Так, я вас не бил, — Глеб задохнулся от возмущения, — не надо мне тут. Не наговаривайте.
— Нет, ну я влупил ему лапкой разок, — вставил Порфирий. — Но ситуация была нервная. И вообще, это вы виноваты, Глеб Яковлевич. Вы за ним погнались. А я, как настоящий товарищ, просто бросился в бой на вашей стороне, не задавая лишних вопросов. Хоть вы и недостойны дружбы со мной. Но уж вот так я создан. Таким прекрасным и беззаветным маленьким чудом.
— Я испугался криков! — повторил юноша, переводя затравленный взгляд с кота на Глеба. — А вы на меня прыгаете, хватаете, бьете ни за что, ни про что.
Глеб ругнулся под нос и отпустил воротник художника.
— Кхм, извините. Ошибка вышла. Ещё раз приношу вам свои извинения.
Сразу замолкнув, тот подхватил берет и бегом припустил вниз по улице.
Глеб неловко откашлялся, стряхнул пыль с костюма, взглянул на кота.
— Пойдёмте домой, Порфирий Григорьевич. Поужинаем уже наконец. И никакого лимона к тунцу. Обещаю.
За окнами квартиры уже давно стемнело, бутылка вина уже почти наполовину была пуста, а в мойке высилась гора грязной посуды. За кухонным столиком, в центре которого стояла шахматная доска, уселись Глеб с Порфирием.
— Вся ваша жизнь сплошная череда неправильных решений, мой юный друг, — с нарочитой тоской в голосе сказал Порфирий.
— Не понимаю ваших намеков, — проворчал в ответ Глеб, сосредоточенно вглядываясь в хитросплетение фигур.
Порфирий, однако, не спешил с ответом. Сначала откусил ещё кусочек хорошо обжаренного тунца (и ни капли лимонного сока), с аппетитом прожевал, слизнул со стоящего рядом блюдца немного валерьянки, затем основательно облизал усы.
— Сначала вы планируете загубить своими кулинарными опытами прекраснейшую рыбку, — наконец снизошел кот. — Затем на двадцать первом ходу идёте ферзем на аш три. Вас всему надо учить. Во-первых, никакого лимона. Во-вторых, вам надо было пойти конем на е три. Сейчас же вам светит мат. Фиаско. Полный крах и унижение.
— Претензии эти ваши, Порфирий Григорьевич, — сказал Глеб, откидываясь в кресле, — только дело вкуса и моей плохой игры в шахматы. Давайте что-нибудь поубедительнее. Чувствую, будто вы на что-то намекаете, но всё вокруг да около.