— Мельников Семен Николаевич, — мужчина ответил на рукопожатие, и Глеб ощутил терпкую досаду, душевную боль и странное пьянящее облегчение, — отец Василия.

— Соболезную, — Глеб коротко кивнул.

В этот момент из комнаты вышла аурографист. Дарья Ивановна одной рукой придерживала пыхающий паром аппарат, а другой приглаживала волосы, скрученные на затылке в плотный пучок. Вид она имела столь недовольный, что Глебу поневоле пришла на ум мысль — это Яге печально, что не вышло сожрать жертву.

— Вы закончили? — поинтересовалась Анна и не дожидаясь ответа аурографиста зашла в спальню.

Дарья Ивановна проводила ее пустым взглядом. Затем зыркнула на Глеба и, тут же потеряв к нему всякий интерес, обратилась к хозяину дома:

— Семен Николаевич, друг мой, крепитесь, — молвила она. — Васенька вам немало нервов помотал. Но теперь уже винить его не за что, он в лучшем мире, — она похлопала Мельникова по руке.

— Благодарю, Дарья Ивановна, вы как всегда правы, — вздохнул тот, прикрывая ее руку своей. — Но сердцу отцовскому не прикажешь. Болит окаянное, — он постучал себя кулаком по груди.

— Так велите Фимке каплей принести, да отдохните. Нечего вам тут смотреть, как полиция дела ведет.

— Не могу, Дарья Ивановна. Не могу, рядом хочу быть, пока Васю не… — Мельников запнулся и смолк.

Глеб, все еще стоящий на пороге, нахмурился:

— А кто-то кроме вас был в комнате усопшего?

— Фимка, прислуга наша, — отозвался хозяин.

— Дарья Ивановна, будьте так любезны. Сделайте снимки всей прислуги и господина Мельникова, — заметив, как вздернул подбородок Семен Николаевич, Глеб тут же пояснил. — Дабы отделить ваши ауры от ауры подозреваемого.

Аурографистка принялась настраивать аппарат, а Глеб поспешил присоединиться к Анне.

Посреди комнаты, распластавшись на цветастом ковре, лежал молодой мужчина, может лет на десять старше самого Глеба. Лицо по сравнению с телом приобрело неприятный лиловый оттенок и будто отекло. Широко раскрытые глаза невидяще пялились в потолок. Рот чуть приоткрыт, но крови или пены на губах не видно. Пальцы правой руки крепко вцепились в клетчатый жилет. Левая вытянута вдоль тела. Песочный костюм, белая сорочка, начищенные до блеска туфли и никаких следов крови. На всякий случай Глеб осмотрел потолок, но балок или крюка, на котором можно было прикрепить веревку для подвешивания, не нашел и принялся оглядывать пространство.

Комната оказалась спальней. Большая, раза в три больше, чем у Глеба в квартире, кровать, и наверняка во столько же раз удобнее, еще заправлена. Видимо умерший не начал готовиться ко сну или скончался еще днем. Массивный шкаф с блестящими ручками, зеркало в полный рост, будто в дамской комнате. Возле кровати на столике пустой стакан и графин с водой. Стеклянная пробка лежит рядом. На стенах несколько картин в тяжелых рамах. Одно из полотен привлекло внимание Глеба. Подойдя ближе, он чуть склонил голову набок, пытаясь понять, что же видит. На холсте, словно сквозь туман или запотевшее стекло, высились не то трубы, не то каменные столбы. Что-то знакомое чудилось в картине. В том, как одно из них закручено, а прочие царапают плывущие низко облака. Глеб сделал пару шагов назад, надеясь, что поймает воспоминание, ускользающее от него. Но нет. Лучше не стало. Он еще раз подошел вплотную к холсту и присмотревшись заметил в углу черный росчерк, похожий за звезду, знак художника. Хмыкнув, Глеб осмотрел оставшиеся картины, но похожих не нашел и, потеряв интерес к творчеству, вернулся к погибшему.

Воронцова стояла рядом с телом и, вытянув вперед руки, чуть подергивала пальцами. Глеб прищурился, используя специальный взгляд, и тут же заметил, что всю комнату укрывает блестящая сеть, сотканная магией, Анна же управляет ей, точно сканирует пространство. Вот наконец сеть достигла тела, и то приобрело чудной фиолетовый цвет. Однако никаких следов магии на нем не проявилось, ни единого золотистого пятнышка, которое могло бы означать чужое воздействие.

— Что у нас тут? — прошептал Глеб. — Самоубийство? Удушение или может старый добрый мышьяк?

— С чего вы это взяли? — отозвалась Анна, продолжая манипулировать с сетью.

— Ну, я не вижу тут луж крови. Значит ножевое и огнестрельное исключены, на суицид тоже не похоже, разве что опять же потерпевший отравился. Вот, кстати, на столе пустой стакан имеется и графин с водой.

— А подозреваемый имеется? — поинтересовалась Анна, стряхивая руками и прекращая магический контакт.

— Прислуга, как ее, Фима. Я пока поднимался ощутил такие эмоции, которые как бы намекают, что женщину обижали, вот и решилась бедняжка, вместо крысы потравила сынка хозяйского, чем не мотив?

— Неплохо, Глеб Яковлевич. Стакан возьмем на исследование. Но, увы, думаю яд тут не причём. Скорее уж магия, хотя я и не вижу ее следов.

— И я не вижу, — согласился Глеб. — Может она тут и ни при чем? Не слышал, чтобы существовало бесконтактное колдовство.

— Вы еще многого не слышали и не видели, Глеб Яковлевич. А сейчас, вместо того, чтобы порождать теории, принимайтесь за дело. Расскажите, что почувствовал Василий Семёнович в последний миг жизни? — Анна расправила складки на юбке и отступила в сторону, освобождая место для Глеба.